— Ну что же, — проговорил Берг, — тогда снова спрошу я. Зачем же вы говорите со мной, как следователь?
— Простите, автоматически, — любезно пояснил Холин. — Журналистам тоже приходится, устанавливая истину, разбирать и случаи со смертельным исходом.
— Да, конечно, — Берг не поднимал глаз. — Что дальше?
— Дальше все просто… — Теперь на маленьком экране светились все четыре слайда. — По какому признаку объединены эти четверо?
— Они все спортсмены, — медленно ответил Берг.
— Более того, — подхватил Холин, — выдающиеся, почти гениальные спортсмены! И каждый не в одном виде — в нескольких!
Он увеличил изображение, направив луч на светлую дверную панель.
— Второй признак, по которому их можно объединить, — продолжал он, — ну-ка, Берг?., правильно, возраст.
Увлекшись, он изображал диалог, хотя собеседник безмолвствовал.
— Третий признак, — Холин больше из жажды эффекта, чем по необходимости, открыл блокнот. — Все они погибли при не до конца выясненных обстоятельствах. Все — в результате несчастного случая. И тела их не найдены…
— Ладно, хватит, — Берг не смотрел на дверь. — От меня-то вы чего хотите?
Холин пристально взглянул ему в лицо, но Берг не опустил глаз. Он спокойно и строго смотрел на журналиста. Холин вдруг заволновался.
— Только не думайте, что я вас в чем-то обвиняю, нет. Но, понимаете, мне необходимо разобраться самому. Может, это совпадение, но тогда — редчайшее, практически невозможное! — он подтолкнул к Бергу раскрытый блокнот. — Здесь расчеты, которые я сделал на ИТЭМ. Это, может быть, и полная чушь, но смотрите…
Поднявшись, он сцепил руки за спиной и подошел к стене. Стекло было усеяно тысячами росплесков — ветер нес дождевые капли, с силой разбивая их о колпак. Море было свинцово-рябым, небо чуть светлее; скалы в пасмурном свете казались угольно-черными, забеленными по верхушкам птичьим пометом.
За его спиной Берг захлопнул блокнот. Холин обернулся.
— Не понимаю, что вы считали, — сухо сказал Берг. — Простите, но у меня всего час времени, мне нужно…
— Хорошо, я постараюсь уложиться. Итак…
А с чего, в самом деле, начать, — подумал он. С того, как он тупо сидел, держа в руках карту с напечатанной на ней строкой «Полное соответствие — Герман-Дитрих Берг», а панель ИТЭМа мигала индикатором подачи решений? Илистого, как он затеял очерк о ныряльщиках и внезапно обнаружил сходство между Торнбю и Дашевским, которых разделяло время и пространство? Как потом совершенно случайно натолкнулся на материалы об эстонце Арнольде Микке, слаломисте, погибшем после фантастически долгой карьеры в скутерных гонках?
Он повернулся к безмолвному Бергу:
— Смотрите, — и нажал на тумблер проектора.
На экране появилось пятое лицо.
Берг шумно вздохнул, сцепил пальцы на колене и разжал наконец челюсти:
— Я не погиб, не гений и не пропал без вести. Не подхожу для вашей галереи.
Холин кивнул, как бы соглашаясь, вынул из сумки перфокарту и бросил ее на стол перед Бергом, не сделавшим попытки даже взглянуть на нее.
— Здесь написано, — резко, почти зло сказал Холин, — > что, несмотря на незначительные расхождения в очертаниях мускулатуры, цвете волос, глаз, пластифицируемых тканей лица, все пять человек тождественны. Хотя личный код был записан только с троих — Смит-Дайкена, Микка и Берга, но их сходство с двумя остальными может быть установлено даже на основании имеющихся Данных.
Он умолк. Берг молчал, по-прежнему спокойно и размеренно массируя бок. Холина уже начало раздражать его непоколебимое спокойствие — ему не может быть безразлично услышанное?
— Наконец самое странное, — теперь Холин не стал заглядывать в блокнот даже ради эффекта. — Это люди трех разных веков. Дашевский жил в последней трети двадцатого столетия, Торнбю — в самом начале двадцать первого, Смит-Дайкен — почти четверть века спустя, Микк в семидесятых — девяностых, ну, а с Германом-Дитрихом Бергом мы имеем честь и счастье быть современниками…
Холин перевел дыхание и облизнул губы. В комнате еще больше стемнело. Дождь усиливался — по стеклу фонаря мчались толстые извилистые струи, которые ветер сбивал в причудливые текучие узоры.
— Итак, осталось главное! — Холин вздрогнул от неожиданно раздавшегося голоса. — Кстати, у русских — ведь вы русский? — принято называть еще и по отчеству…
— Меня зовут Николай Андреевич.
— Ну, Николай Андреевич, к какому же выводу вы пришли?
Во взгляде Берга сквозило какое-то веселое облегчение. Когда противник или, на худой конец, оппонент начинает ликовать, значит, атакующей стороной допущен некий промах…
— Вывод? Хм… Вывод естественный. Нарушение законов!
— Каких? — поинтересовался Берг, постукивая пальцами по подлокотнику.
— Двух сразу. Если вам неизвестно — в чем я сомневаюсь, — еще восемнадцать лет назад, сначала в Северном полушарии, а потом — после образования Объединенного Совета Народов — ив Южном, был принят закон. Им запрещается, в частности, полное клонирование человеческого организма и все частные исследования в данной области!.. — ему показалось, что Берг хочет отвернуться, и он повысил голос. — Не говорите мне, что вы этого не знали!
— Разумеется, знал, — бесстрастно ответил спортсмен. — Вы излишне взволнованы…
Холин и сам это почувствовал, но не мог не поддаться хотя бы на секунду непреодолимому желанию пробить броню невозмутимости, неестественного, машинного спокойствия.
— Прошу прощения, — с трудом выдавил он. — Я несколько устал с дороги. К вам не так легко добраться.
— Да, — словно ничего не было, согласился Берг, — Жаль, что вы не предупредили о своем приезде.
— Я не был уверен, что вы встретитесь со мной. На турнирах с прессой обычно говорит ваш тренер. В нашей среде ходят слухи, будто вы избегаете журналистов.
— Не всегда, как видите. Ну, так что же со вторым законом? Случайно не второй закон роботов? — усмехнулся спортсмен.
Холин застыл с открытым ртом, Потом пробормотал:
— Почти… Только Азимов тут ни при чем. Хотя и… Ваше знание классики делает вам честь. — Он окончательно справился с овладевшим им замешательством и улыбнулся. — Это у него андроид-детектив? Да? Так вот, вы, наверное, помните международное соглашение двадцать седьмого года о применении андроидов и систем квазибелковых организмов. Если не ошибаюсь, то там категорически и недвусмысленно запрещается использовать вышеуказанные объекты в земных и околоземных условиях. Даже на Внеземном Индустриальном Поясе их применение строжайшим образом регламентировано.
— Из ваших слов следует, что я, Герман Берг, либо клон, либо андроид. Так? — Берг насмешливо фыркнул, задел коленом столик. Кофейные чашки звякнули, кофе плеснуло на стол.
— Ну, я не утверждаю этого… — Холин, в свою очередь, дипломатически улыбнулся. — Моя версия состоит в том, что был нарушен или первый или второй закон. Последовательное клонирование с неизвестными целями, стихийная акклиматизация клонов в человеческой среде, уничтожение по мере износа и замена новыми…
— Интересно… Эксперимент, растянувшийся на два столетия? Кстати, правовое положение клонов пока не урегулировано.
— И тем не менее это убийство — уничтожение здоровых, полноценных молодых людей, пусть и выращенных искусственно, из клетки, взятой с тела донора. Клон не робот и не животное!
— Согласно второй версии, он андроид. — Берг сделал вид, что заводит себя воображаемым ключом, вставленным куда-то в область солнечного сплетения. — Что тогда?
— Зависит от типа вашей конструкции, — так же шутливо ответил Холин, но глаза его оставались холодновато-серьезными. — Если в основе ее человеческий организм, дополненный и перестроенный с помощью искусственных органов и аппаратов, тогда он будет реконструирован до уровня, не отличающего владельца от окружающих, по возможности без ущерба для его здоровья и психики… Но есть и другой тип — андроид, в котором заменено главное — мозг, личность человека, ставшая искусственной конструкцией, где человеческому места не осталось и где всем управляет программа, пусть даже достаточно сложная и гибкая. То есть человекоподобная машина, а не усиленный человек. Таких перепрограммируют или… — он помедлил, затем решительно докончил, — или уничтожают. Они главным образом достались нам в наследство от всяких загибов прошлого. Эксперимент Кнульпа, лаборатория Виснаямы и прочее…