— И я!
— И я!
Кортес тоже поднял руку и дождался тишины.
— Что я — не помню, как вы оттуда драпали? — язвительно улыбнулся он. — Даже меня обогнали!
Сходка дружно загоготала.
— А главное, за каждой этой бабой целое племя бойцов стоит… так что лучше их не трогать, — прищурился Кортес и вдруг понизил тон, — Потерпите, друзья… немного осталось.
Солдаты разочарованно загудели. Им снова обещали золотые горы, но когда-нибудь потом, и снова отказали даже в медяке, — но сейчас.
Какама-цина запустили в боковое крыло дворца лишь, когда кастилане за огромным забором перестали шуметь. И встреча с Мотекусомой происходила, как всегда, при Кортесе и четырех капитанах.
— Кто убил воспитателей? — прямо спросил Какама-цин.
— Сиу-Коатль, — честно ответил Мотекусома.
Какама-цин обмер. Но он знал, что Мотекусома лгать в таком деле не будет.
— Но зачем?!
— Я приказал.
Какама-цин стиснул зубы, но в знак принятия и такого ответа склонил голову. Что-либо иное спрашивать о гареме было неприлично. Но, едва он стал говорить о нарушении границы и о законе, требующем немедленной высылки кастилан из столицы, вмешался сам Кортес.
— Скажи ему, что все было не так, — повернулся он к Марине.
Та перевела, и лицо Какама-цина вытянулось.
— Ты говоришь, я лгу?
— Я не обвинял уважаемого Какама-цина во лжи, — напрягся Кортес, — но по моим сведениям, ваши военачальники из Наутлы первыми перешли границы Союза и напали на тотонаков, находящихся с нами в родстве.
Какама-цин оторопел.
— Но это не так!
— Так давайте выясним, как было на самом деле! — энергично предложил Кортес, — у вас же есть правосудие?
Какама-цин побагровел. Он видел, что Кортес просто оттягивает время неизбежной расплаты. И вот тут вмешался Великий Тлатоани.
— У нас-то есть правосудие, — горько проронил Мотекусома, — но я не пойму, чего хочет мой загостившийся кастиланин?
— Я пошлю человека в Вера Крус, — предложил Кортес, — и пусть придут мои свидетели из крепости. А вы пригласите своих военачальников. Тогда и выясним, кто виновен.
Какама-цин недобро хмыкнул. Он ведел, что Кортес просто пытается связаться со своим отрезанным гарнизоном, и не собирался давать ему такого шанса.
— Дельная мысль, — вдруг поддержал кастиланина Мотекусома и с улыбкой протянул Какама-цину свой перстень. — Отдай это начальнику гарнизона города Наутлы. Пусть обязательно придет. Мы должны знать, что произошло.
Какама-цин посмотрел в глаза Великого Тлатоани и просиял. Ему вдруг стало совершенно ясно, что если дознание состоится прямо здесь… Кортеса можно будет наказать, даже не выводя за пределы дворца!
Взамен умершего от ран Хуана Эскаланте Кортес послал возглавить крепость солдата Алонсо де Градо — весельчака, музыканта и проныру. Рисковать никем другим Кортес не желал. Пока он с трудом представлял, как именно будет идти дознание, но уж время-то выигрывал в любом случае. То самое время, за которое солдаты могли отъесться и отоспаться. То самое время, за которое Берналь Диас отольет золотых слитков еще на одну-две сотни тысяч песо. А главное, то самое время, за которое Мотекусома медленно, но верно будет привыкать к своему странному состоянию.
Кортес проделывал это всякий раз, когда, вместо женщин и подростков, ему приходилось покупать необъезженных мужчин, — еще там, на Кубе. О-о! Какие взгляды они кидали поначалу! Такому не то, что вилы — вилку доверить было опасно. Вот их-то и лишали пищи и воды и, хорошенько отстегав, помещали в цепи — дня на два-три. А затем приходил сам Кортес, ругал нерадивых исполнителей, лично освобождал узников, кормил их со своей руки, и — глядишь, недели через две Кортес мог повернуться спиной к любому из них.
Конечно, с Мотекусомой было сложнее — слишком умен, однако схема была та же и сработала она так же, как — в свое время — и на взбунтовавшихся и тоже попавших в кандалы сторонниках возвращения на Кубу. А уж на что неглупые люди…
Первым делом Кортес поставил в охрану Верховного правителя Союза некоего Трухильо — здоровенного мрачного матроса, не пропускавшего мимо себя ни одного местного мальчика. Понятно, что Мотекусома быстро сообразил, что означают нескромные поползновения Трухильо, и в гневе потребовал его сменить. Кортес немедленно это сделал, при Мотекусоме наказал Трухильо палками и на этот раз подсунул Великому Тлатоани обходительного Веласкеса де Леона — для контраста.
Затем начальник стражи по недомыслию поставил в охрану королевских покоев Педро Лопеса — еще менее приятного типа, чем Трухильо, и уж на этот раз Кортес немного потянул время и заставил Мотекусому повторить свое требование дважды. А это уже почти просьба.