Едва собрались советники, разговор их словно заскользил по острию бритвы. Выслушав предложение Андукапара: «Немедля послать гонцов обходной дорогой в Кахети, самим же в замках Верхней, Средней и Нижней Картли собрать дружины, а из деревень отозвать праздных сарбазов и, объединив силы, врасплох напасть на Саакадзе», — Иса-хан насмешливо бросил:
— Да сохранит тебя Мохаммет! Чем прогневил ты ночь, снисходительно укрывающую под своей шалью и злодеяния и милосердие? Почему не подсказала тебе новую мысль, сотканную из солнечных лучей и лунных сияний? Или ты неучтиво заснул у сосуда, не утолив жажды трепещущей розы? Или уподобился петуху, горланящему над воркующими голубками, когда учтивость требует притвориться уснувшим?
— Твои слова, о Иса-хан, восхитили мое сердце, ибо жемчуг остроумия сверкает в них. Но не удостоишь ли ты наш слух беседой об удаче твоей ночи?
— Удостою, о Хосро-мирза, ибо сладка беседа с умеющим схватывать на лету даже то, что тобою не высказано. Довольная моей учтивой бодростью, ночь подсказала мне выравнивать коня с днем, предначертанным небом, а не обгонять ветер. Да не будет сказано, что я уподобился петуху. Сулейман свидетель, я счел полезнее, убавив спесь, не искушать больше нашими набегами Моурав-бека. Еще опаснее выводить из Кахети хорошо сохранившееся войско, ибо Теймураз, когда на нем горят шарвари, спешит усладить ночь приятными на слух и ядовитыми на вкус шаири… вдобавок приправленными яростью схваченных за горло горцев и ревом войск трехликих князей.
— О Иса-хан, твое определение подобно янтарю в руке слагателя песен! Я лицезрел, как один князь трепетал перед «барсом» Носте, пел хвалу «льву Ирана» и осушал рог за здоровье «кабана» Кахети.
Чтобы скрыть тревогу, Зураб, опираясь на парчовый подлокотник, преувеличенно заносчиво вскрикнул:
— Кого, благородный Иса-хан, и ты, Хосро-мирза, подозреваете? Клянусь, что не устрашусь даже гурийского владетеля! Обнажу меч и против дракона!
— Ты, князь Зураб, можешь без риска прибавить к сонму воображаемых противников и владетеля Самегрело, ибо он тоже тут ни при чем.
— Но, благородный мирза, — поспешил Шадиман повернуть разговор на интересующую его тему, — выходит, мы заперты в Тбилиси?
— О князь из князей! О болеющий за царство Шадиман! Зачем осквернять свой слух уродливой правдой? Не разумнее ли притвориться, что нам так удобнее? Ведь тот, кто заперт, свободен от того, кто запер. И неужели я забыл сказать, что ночь дала последний совет? А вновь назойливо щекотать истину, все равно что облизывать уже вылизанное блюдо. Да будет известно: как бы вам, князья, ни не терпелось погладить против шерсти «барса», я без повеления шах-ин-шаха не направлю против турок огонь мушкетов.
— Не замахнусь и я саблей, ибо шах-ин-шах с трудом сговорился с султаном. А час войны с криволунным Стамбулом еще не наступил. И разве не всем известно, чем угощает ослушников ниспосланный нам аллахом шах Аббас? И не опрометчиво ли полководцам возвратиться в Исфахан без войска?
— О аллах, не хочет ли Хосро-мирза вступить в Исфахан с воскресшими, подобно христианскому аллаху, сарбазами?
— Ты угадал, мой остроумный Иса-хан. Вернемся с уцелевшими, вымолим повеление, выпросим новое войско и, подобно львам, ринемся на турок.
— Да обогатится мой слух твоими мыслями! Тебе ночь подсказала или ты сам придумал, как избегнуть саакадзевских бешеных собак и разъяренных буйволов?
— Избегнем, иншаллах, с помощью меча. Клянусь чалмой праведника, всепредусматривающий Иса-хан, разметать хищников по лесам!
— О храбрейший! Это лучший подвиг воина, но не считаешь ли ты удобным впредь больше не уменьшать наше войско? Ибо путь из Арша слишком щедро усеян сарбазами и юзбашами.
— Мудрейший Иса-хан, с тобою беседа сладка, ибо ты, как ловкий охотник, на лету ловишь мои мысли. Кто не знает, что разумнее въехать в Исфахан с двумя живыми сарбазами, чем с тысячью мертвых.
— А почему хоть один сарбаз должен сейчас погибнуть? Не полезнее ли оставить Саакадзе наедине с его клыкастыми помощниками? Пусть друг друга растерзают! — рявкнул Зураб.
— Ты, князь, знаешь лечебные мази, которыми мы должны натереть сарбазов?
— Нет. Но вы забыли, что я знаю дорогу, которой вы невредимыми прибудете в Кахети, если твердо решили покинуть Картли.
— Ты хочешь, чтобы мы доверились твоим пяти десяткам проводников?
— Да сохранит меня бог от такой мысли, вас должны сопровождать не меньше двух тысяч дружинников, ибо сказано: драгоценности не вези открытыми.