— Выходит, Андукапар, как царский родственник, хочет всю тяжесть забот о царстве взвалить на плечи князей? На что ему в сильно защищенном Тбилиси, на который, к слову, никто не собирается нападать, пятьсот дружинников?
— А на что Зурабу Эристави в сильно укрепленном Метехи пятьсот дружинников? — отпарировал Андукапар удар противника и подмигнул Фирану.
— На что? — фыркнул Зураб. — А вдруг ты, Андукапар, вздумаешь напасть на меня? Ведь ты шутник и к тому же здесь у себя дома, а я… Зачем далеко за примером ходить! Подумай только, если бы царю Луарсабу пришла удачная мысль оставить царице Тэкле охрану в пятьсот дружинников, то… и неизвестные злоумышленники не были бы так смелы и… многое могло произойти иначе. Нет, князья, я никогда не был теленком и считаю, что моя охрана в пятьсот дружинников приличествует моему званию.
Побледнел Андукапар, ринулся было на Зураба, потом ударил кулаком по своему колену, но не произнес ни слова.
Князья молчаливо одобрили Зураба: им ли не знать, сколько опасностей таит в себе царский замок?
Молчал и Шадиман. Он не перечил князьям, но решил все же выделить сто дружинников из своей дружины в Тбилиси, ибо Марабду еще опасно оголять. «Итак, — подумал он, — у меня в Тбилиси останется триста дружинников, а в Метехи — двести. Но надо расположить их по-новому. Пятьсот арагвинцев заняли слишком много укрепленных стоянок. У Андукапара в Метехи едва сто пятьдесят наберется, а слуг у скупца пятьдесят. У Симона слуг двести, — так захотел, а телохранителей всего сто… Странно, почему я вдруг стал считать? Неужели всерьез собираюсь напасть на Зураба? Но ни в одном действии Зураба нельзя заподозрить предательство, он владетельный князь, сардар и поможет, вернее заставит князей поднять на былую вершину княжеское сословие. Я не ошибся, привлекая его к восстановлению царства… Чубукчи вчера вечером сказал, что двух коней и лунные плащи пчельник оберегает, как свои глаза. О чем мыслю я? Ведь сейчас решается, быть или не быть расцвету Картли? Странное послание накануне передал мне гонец от Саакадзе… «Найди царя!..» Легко сказать! Что, они на отлогах пасутся? «Царя, а не шута!» А я, Шадиман, что, не вижу: настоящий шут на картлийском троне! «Найди царя!..» На кого Георгий намекает? Если бы согласился… Нет, печаль мне, не такой разговор здесь велся! Мелко, мелко плавают князья! Где расширение царства или хотя бы торговли? Где блеск майдана? Иноземные купцы? Путешественники? Заказ отвлечет амкаров месяцев на семь. А потом? А… а… где дарбази ваятелей? Где книжники? Где искусные певцы, воспевающие красоту женщин? Где остроумные княгини, подобные Хорешани? А еще скажи мне, мой разум! где доблестное, несокрушимое войско?.. Где «богоравный царь»?.. Что-то ушло… Неужели, правда, новое должно прийти? Таков закон жизни? А в чем новое? В обновлении княжеских знамен? Но… это старо и незыблемо».
Уже дважды Шадимана окликал Цицишвили:
— О чем так крепко задумался, дорогой Шадиман, — сочувственно спросил Липарит, вглядываясь в осунувшееся лицо Шадимана. — Может, нездоров?
Шадиман встрепенулся: «Кто? Я нездоров?! Еще никогда не чувствовал себя таким неуязвимым! Что? Снова ссорятся Зураб с Андукапаром? Это тоже старо и… надоело!»
— Скажу прямо: бешеных собак следует опасаться, ибо одна может погубить сотню дружинников, а сто — тысячу. Но еще опаснее двуногие собаки, ибо их бешенство незаметно для простого глаза.
Андукапар расхохотался так, будто Зураб на руках прошелся.
— Саакадзе оказался недальновидным, ибо неосмотрительно передал тебе уменье полководца и хитрость бешеного, а твоим арагвинцам — все перенятое им от воинов великого Ирана.
— Ты, Андукапар, менее прозорлив, чем я, потому не подверг свои дружины тщательному дублению по саакадзевскому способу, и сейчас моя тысяча стоит твоих трех. — Теперь хохотал Зураб, презрительно взирая на Андукапара.
«Да, шакал, тебя слишком хорошо выучил Георгий», — насмешливо подумал Шадиман.
Поднялся новый спор: где собираться для распределения дружинников. Каждый хотел иметь стоянку вблизи своего замка, являющуюся отчасти и защитой.
— Я другое предлагаю, — Шадиман скрыл в бороде ироническую улыбку. Попросим католикоса, пусть разрешит в Мцхета, — от Тбилиси близко, от многих замков недалеко, а главное: Саакадзе никогда не нападает на владение католикоса.
— Лучшего и придумать нельзя, — согласился Липарит и царственно повернулся к Мирвану. — А Мухран-батони как советует?