— Я слышал, некоторые из них были с порнофильмами, — заметил Раундбуш, наблюдая, как Гольдфарб достает видеоблюдце и записывает на бумаге, которую использовал для завертывания, возможную классификацию сюжета.
— О, небо, кому это надо? — сказал Гольдфарб. — Зрелище совокупляющихся ящеров не доставит мне радости.
— Ты неверно понял, старик, — возразил Раундбуш. — Я имею в виду порнофильмы с людьми. Рассказывали, что в одном многое такое вытворяет китайская женщина, а на еще одном она рожает ребенка.
— Почему ящеров интересует это? — сказал Гольдфарб. — Ведь мы для них такие уродливые, как они для нас. Бьюсь об заклад, это слухи, пущенные начальством, чтобы мы тщательнее просеивали всю эту муть.
Раундбуш рассмеялся.
— Я об этом не подумал. Не удивлюсь, если ты прав. Сколько этих блюдец ты собираешься проверить на этот раз.
— О, наверное, еще шесть или восемь, — ответил Гольдфарб после секундного размышления. — Отвлекусь на какое-то время и смогу опять ковыряться во внутренностях этого радара.
Он показал на множество электронных компонентов, разложенных на его рабочем столе, как ему казалось, в логически разумном порядке.
Первые три видеоблюдца не содержали ничего для него полезного — и ничего полезного ни для кого, подумал он.
В двух были бесчисленные колонки каракулей ящеров: скорее всего, механизированные эквиваленты платежных книжек дивизии. Третья показала космический корабль ящеров и каких-то странных существ, которые не были ящерами. Гольдфарб не понял, показаны там фактические события или же изображены чужаки из такой же фантастики, как у Бака Роджерса или Флэша Гордона. Может быть, кто-то из ученых сумеет определить точнее. Гольдфарб был не в состоянии.
Он вынул блюдце и вставил новое. Как только включилась запись, Бэзил Раундбуш радостно завопил и хлопнул приятеля по спине. На экране стоял ящер со сравнительно скромной раскраской тела и разбирал реактивный двигатель, лежащий на большом столе.
Моторы были специальностью Раундбуша, а не Дэвида, но он некоторое время смотрел сюжет вместе с летчиком. Даже без знания языка ящеров он многое понял по этой записи. Раундбуш с бешеной скоростью записывал.
— Если бы только капитан Хиппл мог увидеть это, — несколько раз повторил он.
— Мы говорим так уже долгое время, — печально ответил Гольдфарб. — Не думаю, что это произойдет.
Он продолжал смотреть видеоблюдце. Некоторые мультипликационные эпизоды и трюковые снимки, которые инструктор-ящер использовал при объяснениях, далеко превосходили все, что художники Диснея сделали в «Белоснежке» или «Фантазии». Как же им это удалось? Однако они это сделали, и сделали таким же само собой разумеющимся, как он щелкал выключателем на стене, чтобы в лампочке на потолке появился свет.
Когда учебный фильм закончился, Раундбуш встряхнулся, как собака, выскочившая из холодного ручья.
— Это определенно надо сохранить, — сказал он. — Было бы совсем хорошо, если бы нам помогли пленные ящеры, тогда мы бы поняли, что именно рассказывал этот зануда. Например, вот то, что касалось турбинных лопаток, — он говорил техникам, что их можно поправлять или, наоборот, не прикасаться к ним ни при каких обстоятельствах?
— Не знаю, — сказал Гольдфарб. — Но мы должны разобраться и не экспериментировать. — Он заставил проигрыватель вернуть видеоблюдце, завернул в бумагу, надписал ее и положил в стопку отдельно от других. Сделав это, посмотрел на часы. — Боже правый, неужели уже семь часов?
— Так и есть, — ответил Раундбуш. — Похоже, что мы здесь взаперти около тринадцати часов. Я бы сказал, что мы заслужили право встряхнуться. Что ты на это скажешь?
— Сначала я бы хотел посмотреть, что на оставшихся блюдцах, — сказал Гольдфарб. — А уж потом беспокоиться о таких вещах, как еда.
— Какая преданность делу, — хмыкнул Раундбуш. — Среди того, о чем стоит побеспокоиться, если я, конечно, не ошибаюсь, должна быть еще пинта или две в «Белой лошади».
Гольдфарб испугался, что его уши раскалились настолько, что будут светиться, если он выключит свет. Он постарался ответить самым обычным тоном:
— Раз уж ты упомянул об этом, то да.
— Не смущайся, старик. — И Раундбуш громко захохотал. — Поверь, я тебе завидую. Эта твоя Наоми — прекрасная девушка, и она уверена, что солнце восходит и заходит ради тебя. — Он ткнул Гольдфарба в ребра. — Мы ведь не будем разубеждать ее в этом, а?
— Э-э… нет, — ответил Гольдфарб, все еще смущенный.
Он по очереди вставлял оставшиеся видеоблюдца в проигрыватель. Надеялся, что ни в одном не окажется ничего об обслуживании и питании радара. И надеялся, что в них не будет порнофильмов с легендарной, в представлении Раундбуша, китаянкой.
Ему везло. Пары минут просмотра было достаточно, чтобы убедиться: на оставшихся видеоблюдцах нет ничего, относящегося к его работе или к порнографии. Когда проигрыватель выкинул последнее из них, Бэзил Раундбуш легонько толкнул Гольдфарба в спину.
— Иди, старик. Я буду поддерживать огонь и постараюсь не спалить здание.
Солнце все еще было в небе, когда Гольдфарб вышел на улицу. Он вскочил на велосипед и покатил на север, в сторону «Белой лошади». Как и многие другие заведения, паб содержал охранника, дежурившего снаружи, который следил за тем, чтобы двухколесный транспорт не укатился куда-нибудь, пока хозяева находились внутри.
А внутри в стенных канделябрах горели факелы. Приятный огонь пылал в камине. Из-за того, что заведение было набито народом, его наполняли жар и дым. Факелы требовались для освещения. Над огнем в камине готовились два цыпленка. От аппетитного аромата у Гольдфарба потекли слюнки.
Он направился к бару.