Мы встретились, как будто были давно знакомы. Нас угостили мороженой лососиной и олениной, и пока мы ели и благодушествовали в тепле в компании женщин, мужчины немедленно принялись складывать для нас просторную снежную хижину.
Ивовая Ветка, почитаемый заклинатель духов и необыкновенно интересный человек, прекрасно знавший старые предания своего племени, отличался не только умственным развитием и живым темпераментом, но и едким юмором. Славился он и как охотник, поэтому понятно то уважение, с каким к нему все относились; он был "большим человеком" среди эскимосов арвилигьюармиут.
Пожитки и припасы свои мы оставили на старой стоянке, и так как погода была отвратительная, то понадобилось несколько дней, чтобы перевезти весь груз сюда, на берег. Пока мои товарищи занимались этим, я имел возможность позаняться с Ивовой Веткой и записать с его слов некоторые сказания, песни и заклинания.
Передать заклинания очень трудно, так как они часто состоят из непереводимых слов или же вся их сила заключается в особых ударениях, слова же нанизаны так, что фраза иной раз ничего не выражает. Все значение заклинаний в их таинственности. Произносят их шепотом, но отчетливо, с ударением на каждом слове, и медленно, с частыми интервалами. Вот заклинание, дающее удачу на оленьей охоте:
Дичь, земная вошь, длинноножка, долгоушка, с жесткой гривой, от меня не убегай! Вот несу я кожу для подошв, вот несу я мох для фитиля, подходи ко мне, не бойся, подходи.
Ивовая Ветка был также неплохим поэтом, с плодовитой фантазией и чувствительной душой. В свободное от работы время он всегда пел и называл песни своими "товарищами по одиночеству". Вот одна из них:
Спеть песню хочу я, пусть мала, но сильна.
Унайя-унайя!
Я с осени самой лежу, не вставая,
Беспомощный, будто младенцем я собственным
стал!
Жену я свою отправляю в чужое жилье,
К тому человеку, что даст ей приют,
Надежный и верный, как зимние льды.
Унайя-унайя!
К защитнику лучшему я отправляю жену.
Ведь сам я бессилен подняться с одра.
Унайя-унайя!
Себя самого узнаешь ты? И что о себе ты знаешь?
На ложе своем распростерт я бессильно,
Во мне только память о прошлом сильна!
Унайя-унайя!
Я спросил его, много ли песен он сложил вообще, и он ответил: "Сколько у меня песен, я не могу тебе сказать. Не считал. Знаю только, что их у меня много и что все во мне обращается в песни. Я пою, как дышу".
Но Ивовая Ветка был не единственным певцом в этих местах. Он познакомил меня с одной из песен своей жены Денька. Был у них еще сын Игсивалитак - "Укушенный Морозом", который года два-три тому назад умертвил в ссоре своего товарища по охоте и теперь скрывался в горах у Пелли-Бея, боясь, что его схватит конная полиция. Печалясь о судьбе сына, мать сложила песню.
Вот эта "Песня Денька":
Эяя-эя!
Отрывок из песни припомнился мне,
Его берегу, как близкого друга.
Эяя-эя!
Стыдиться надобно сына, которого ты
Носила в мешке за спиною,
Стыдиться, узнав, что бежал, отвергнут людьми.
Эяя-эя!
Правы те, что мыслят так!
Эяя-эя!
Правы те!
Эяя-эя!
Я стыжусь! Но того лишь, что матери он не имел
Чистой и беспорочной, как неба свод синий,
Мудрой, не вздорной.
Эяя-эя!
Будут его довоспитывать толки людские теперь.
Этого я заслужила, я - мать, что родила себе
Сына, который утехой не будет на старости мне.
Эяя-эй!
Мне должно стыдиться!
А я лишь завидую тем, когда провожают друзья,
Желая поездки счастливой, когда
Те с пира домой отъезжают.
Эяя-эя!
Я помню: весною
Мы стан свой разбили у "Глаза Косого".
Тепло было, тихо похрустывал тающий снег под ногой.
Похожа тогда я была на ручного оленя, что к людям все жмется.
Но весть об убийстве и бегстве пришла,
Скалою земля подо мной отвердела,
И я на вершине скалы зашаталась.
* * *
Ивовая Ветка рассказал нам, что около Арвилигьюака мы встретим много людей. Чтобы провести с ним побольше времени, я закупил у него большой запас собачьего корма, а именно, целый склад лососины и несколько оленей. Все это находилось на складах около устья реки, впадавшей в залив Пелли. Но, чтобы отыскать мясной склад, надо было сначала разыскать Укушенного Морозом.
5 апреля мы после трогательного прощания продолжали свой путь. Последними словами, прозвучавшими нам вслед, были: "Если бы все могли выступать в путь без злых духов-спутников!"
Уже 8 апреля нашли мы склад лососины и были поражены его богатством. Оказалось, что мы за полкилограмма чаю, полкилограмма сахару, 20 пачек прессованного табака а складной ножик приобрели около сотни крупных морских лососей, общим весом около 300 килограммов. Теперь надо было отыскать беглеца, который укажет нам мясной склад. На следующий день я поехал вместе с нетсиликским эскимосом Анаркаоком, который взялся сопровождать меня на эту захватывающую "охоту за убийцей".
Полдня мы ехали между скалами по долинам и, выбравшись на морской лед, различили вдали две чернеющие точки, - словно две вороны сидели на ледяной глыбе. Мы подъехали поближе и увидели, что это двое людей, которые давно заметили нас. Время от времени они спрыгивали со своего возвышения и бегали взад и вперед в большом возбуждении. Анаркаок вытащил из ножен наши большие ножи для резки снега и воткнул их сверху, между санными тюками, чтобы можно было быстро схватить их в нужную минуту. Я посмеялся над его предосторожностью, но он сказал: "Лучше быть наготове. Укушенный Морозом мужчина, настоящий мужчина, и если он подумает, что мы посланы полицией схватить его, он нападет на нас первый".
Мы быстро повернули по направлению к этим двум людям и, когда проехали с километр, один из них побежал нам навстречу. "Это приемный сын, - сказал мне Анаркаок. - Укушенный Морозом, верно, хочет узнать, чего ему ждать от нас и послал сына для переговоров".
Но мы мчались с такой быстротой, что до переговоров не дошло. Собаки почуяли жилой дух, и их невозможно было остановить. Мы только-только успели подхватить парламентера и швырнуть его к себе на сани, как уже очутились около снежной хижины, где по-прежнему стоял настороже на высокой ледяной глыбе Укушенный Морозом. Едва собаки остановились, я, смеясь, подошел к нему приблизительно с такими же словами, какими приветствовал меня его отец: "Мы только простые люди, не замышляющие ничего дурного". Укушенный морозом ответил тем же приветствием и, видимо, был поражен неофициальностью нашего появления в тех местах, где всего за несколько минут до этого он собирался дать нам бой, защищая свою свободу и жизнь. От радости он громко вскрикнул, и почти одновременно вышла из хижины его жена, присоединяя свои радостные восклицания к нашим.
Не сразу хозяин наш пришел в себя. Некоторое время он тяжело переводил дух от волнения, но после того, как мы побеседовали с ним и он понял, что я обо всем знаю от его родителей, видимо, решил сразу же посвятить меня в подробности дела, из-за которого ему пришлось бежать от людей. Он рассказал мне всю историю без всяких уверток, радуясь, что может дать такое объяснение своему поступку, которое, с точки зрения эскимосской морали, вполне оправдывало его. Затем мы нашли радушный прием в его хижине, где нас накормили олениной, салом и вареной форелью. Собрав все свои запасы собачьего корма, мы поехали к эскимосам арвилигьюармиут в их зимнюю стоянку на льду залива Пелли. Эскимосов этих было 54 человека.
* * *
Арвилигьюак - "Земля больших китов" - так называется весь район залива Пелли. Самое название произошло от прибрежных скал, которые издали имеют сходство с китами, поднявшимися на поверхность. Киты же в эти воды, как мне объяснили, никогда не заходят. Условия для лова, однако, чрезвычайно благоприятны во всем этом районе, и эскимосы арвилигьюармиут с гордостью рассказывали мне, что они вообще не знают ни нужды, ни тяжелых времен, какие переживают эскимосы нетсилингмиут, живущие к западу от перешейка Бутия. Объясняется это тем, что охота и лов идут здесь круглый год, делясь на разные отрасли - охотятся на оленей, на мускусных быков, на тюленей, ловят форель. Если в одной отрасли не повезет, выручает другая.