— Не было тебя? — в этом то ли вопросе, то ли утверждении все же содержалась доля подозрительности.
— К жене ездил, во Вроцлав,— чуть не вывихнув в зевке челюсть, невинно взглянул на него Юрек, Микун кивнул, достал из бумажника пятьсот злотых и протянул Юреку. Тот спокойно, без всякого удивления взял деньги, как будто Микун был его должником.
— Я буду тебе очень благодарен, если это дело, ну, с жуликом, с гастролером, не разнесется по городу,— Микун испытующе заглянул Юреку в глаза.
— А что, разнеслось, что ли? — с обидой в голосе буркнул Юрек.
— За это вот я тебя и ценю,— успокоил его кондитер.— Так что в случае чего всегда можешь на меня рассчитывать.
Таксист благодарно улыбнулся, и «мерседес» умчался по своим делам.
Юрек неторопливо вынул свой кошелек, до краев набитый тысячезлотовыми бумажками, и с трудом засунул туда пятисотку. В его сознании Микун был уже трупом. Деться ему было некуда, поэтому Юрек и не спешил. Кроме того, городок маленький, все все и про все знают, так что казнь Микуна за столиком для игры должна произойти как можно более тихо и буднично. Да и вообще это был уже пройденный этап.
Сколько у Микуна реально можно выиграть? Тысяч триста? Что это по сравнению с предложением сыграть на двадцать тысяч долларов? Два миллиона по ценам черного, то есть нормального рынка.
Туг пришла Агнешка, И они поехали за город. Остановились в лесочке. Агнешка сразу же стала приставать с какими-то делами и делиться планами на будущее, но Юрек решил прежде всего быть мужчиной и еще раз подтвердить, что секс — главное хобби его жизни, хотя именно сейчас этого почему-то не очень-то и хотелось.
Потом они лежали на предусмотрительно захваченном из дома пледе. Он, натыкаясь глазами на обнаженные фрагменты Агнешкиного тела, невольно сравнивал ее с Баськой и с тем, что совсем недавно видел в «Виктории». Юрек никак не мог понять, куда девалась вся Агнешкина сексопильность, так возбуждавшая всех лютыньских мужчин, включая и его. А еще ему подумалось, что у него все-таки не самое редкое хобби на свете и лежащая рядом разомлевшая женщина вызывает в нем гораздо меньше страсти, чем расклад «каре» против «фула».
В полдень следующего дня Юрек опять приехал на стоянку. Агнешку он вчера оставил в деревне, у ее родни. Работы не ожидалось. С похмелья после ночного пьянства голова раскалывалась, и неудержимо клонило в сон. Он приехал к столбику с надписью «такси», как будто это было единственное место на земле, где он еще был нужен. Ни одного пассажира. Юрек подремывал, просыпался, окидывал мутным взглядом пустую площадь и засыпал опять. В жару туристские группы устремлялись на озера, так что пустовала даже городская гордость — кафе-кондитерская Микуна. Спала площадь, спал городок, а ведь всего двух-трех туристских автобусов было бы достаточно, чтобы вдохнуть в них жизнь. Нечто подобное происходило и с Юреком. Он дремал лишь в ожидании импульса, способного пробудить его к деятельности.
После обеда к стоянке подъехал коллега Юрека по кличке Деревенщина и припарковал свой «фиат» рядом с «Волгой». Юрек окончательно проснулся лишь тогда, когда тот открыл переднюю дверь и протянул руку:
— Здорово!
Юрек молча пожал ее.
— Не было тебя. Ездил куда-нибудь? По делам?
Юрек сделал неопределенный жест, который мог означать все что угодно. Голова разламывалась, и выслушивать откровения приятеля хотелось меньше всего на свете, тем более что Юрек знал их наизусть. Жизненное кредо и вся философия Деревенщины умещались в том, что «в такси, как на рыбалке: двое сидят рядом, ловят. Так у одного еле-еле клюет плотвичка величиной с козявку, а другой карпов по полтора кило таскает».
Коллега Юрека по профессии, видимо, прочитал на его лице мольбу хоть сейчас не делиться с ним своими откровениями и наблюдениями и в замешательстве умолк. Но тут же вынул из кармана две «красненькие» и повертел ими перед Юреком:
— Смотри, две сотни. На «левом» курсе перепало. Могу рискнуть. Сыграем?
Юрек Гамблерский скосил глаз на грязные смятые бумажки, достал свое кожаное портмоне и раскрыл: оба отделения распирались толстыми пачками купюр по тысяче злотых.
— Когда у тебя вот столько будет, тогда и сыграем.
— Не слабо. Со сберкнижки снял? На что? Новую тачку купить хочешь?
Юрек только начал раздумывать, что бы ему такое ответить, как тот увидел приближающегося к стоянке потенциального пассажира и поспешил к своему «фиату».
Юрек смотрел на деньги. Этот жест напомнил ему другой, точно такой же. Теми же были и слова, которыми Граф спровадил его из Варшавы в Лютынь. Только сейчас перед ним со всей отчетливостью обозначилась пропасть, существующая между ночным баром со стриптизом в «Виктории» и замызганным сиденьем лютыньского такси. Сам он находился где-то посередине: туда таким, как он, вход был заказан, а здесь жизнь утратила всю свою прелесть и смысл.