«…Я бы предпочел, чтобы нам давали врагов не как извергов, а как людей, враждебных нашему обществу, но не лишённых некоторых человеческих черт. У самого последнего подлеца есть человеческие черты, он кого-то любит, кого-то уважает, ради кого-то хочет жертвовать… Я бы предложил, чтобы в таком виде врагов давать, врагов сильных. Какой же будет плюс, когда мы шумели, – была классвая борьба капитализма с социализмом, и вдруг замухрышку разбили… Разве не было сильных людей? Почему Бухарина не изобразить, каким бы он ни был чудовищем, – а у него есть какие-то человеческие черты. Троцкий – враг, но он был способный человек, – бесспорно, – изобразить его как врага, имеющего отрицательные черты, но и имеющего хорошие качества, потому что они у него были, бесспорно…»
Здесь Сталин говорил о врагах политических… А ведь за двадцать лет после 1917 года – к 1937 году в новой России не ушли в прошлое и её враги нравственные, которые были врагами не в силу некоей своей организованной борьбы против Советской власти, а в силу того, что были её духовными антиподами. Вот что писал 18 января 1938 года в пространном письме в Комиссию партконтроля при ЦК ВКП(б) консультант Главного управления кинематографии некто Г.В. Зельдович:
«Партия в 1937 году провела огромную очистительную работу в стране. Слабее всего расчищена среда работников искусства… Морально-бытовые устои здесь наименее слабы… Огромно безделье… Глубокие, тонкие и сложные корни имеют подхалимство, семейственность и пр. <…> Политический маразм – среди работников искусства, в большом ходу сексуальные и порнографические вещи… «Забавляются» всем этим весьма и весьма.
Любовь к «Западу» огромна. Мечтают о заграничных поездках. <…> Среди киноработников много политических сплетен об орденонаграждениях и др.».
Надо сказать, что Зельдович в своём письме, откровенном и толковом, выкладывал правду не по внутреннему убеждению, а с перепугу. Вот его официальная характеристика тех дней: « Зельдович Г.В., консультант – редактор по Мосфильму. Рождения 1906 года. Беспартийный, родился в гор. Тульчине. Образование среднее. Отец – сын богатых родителей. Один брат отца – в Польше, другой в Риге(тогда, как и сейчас, это была «заграница». – С.К.), а родственники матери в Америке. Подхалим. Пользовался особым доверием Шумяцкого(бывшего председателя Кинокомитета, о котором Зельдович написал в своём письме немало отрицательного и явно имевшего место быть. – С.К.). Проявлял внешнюю активность, по политическим вопросам не выявляет своего лица».
Зельдовича, несмотря на его отнюдь не дутые, но запоздавшие разоблачения, с Мосфильма уволили. Не знаю – возможно, он позднее тоже попал в «жертвы репрессий». Но был ли он виноватым без вины?
Ведь репрессии были обусловлены объективно. Скажем, если бы во главе РККА в 1941 году командовал тот «цвет» армии, олицетворением которого были Тухачевский и Якир и который «уничтожил» «тиран» Сталин, то всё в 1941 году и закончилось бы. Но закончилось бы не знаменем Победы над Берлином, а парадом вермахта на Красной площади, который принимал бы с трибуны Мавзолея Гитлер. Причём я имею в виду даже не несомненно предательскую роль «тухачевских», а полководческую и военную бездарность их и «выпестованных» ими «кадров».
Нет, в своей основе то, что было предпринято Сталиным в 1937–1938 годах, было даже не репрессиями в точном смысле этого слова, а чистками– тоже в точном смысле этого слова. И не имело никакого отношения к абсолютизации личности Сталина, к которой он якобы стремился.
Я уже предупреждал, что не буду заниматься здесь развёрнутым анализом проблемы 37-го года. Поэтому, не вдаваясь в оценку достоверности хрущёвско-горбачёвских цифровых данных о масштабах репрессий, скажу лишь, что они, судя по всему, завышены в несколько раз. Приведу на сей счёт два свидетельства, прозвучавших в разное (но одинаково послесталинское) время с разных «этажей» социальной лестницы…
В сборнике документов «Георгий Жуков», изданном под научной редакцией В. Наумова Международным фондом «Демократия» в 2001 году, приведены воспоминания маршала Жукова, датированные 1963–1964 годами, и на стр. 622 читаем:
«Партия ценила заслуги СТАЛИНА и верила ему. Тогда ещё не знали о размерах того зла, которое причинил СТАЛИН в 1937–1938 годах советскому народу».
А вот признание известного разработчика ядерных вооружений, профессора Н.З. Тремасова, автора мемуаров «Назначение отменяется, позвоните по телефону… (записки Главного конструктора радиоэлектронных систем ядерного оружия)», изданных в Нижнем Новгороде в 2000 году. На странице 72 он мимоходом сообщает:
«Видимо, репрессии носили избирательный, не массовый характер (я, во всяком случае, о них до смерти Сталина и не слыхал)»…
Жукову в 1937 году был сорок один год, и он уже занимал должность командира 3-го кавалерийского корпуса. Тремасов родился в центре России, в селе Репное Балашовского района Саратовской области, в 1926 году, и о временах 37–38-го годов уже мог иметь вполне сознательное представление. Но вот же – ни в его детском восприятии, ни в восприятии вполне взрослого Жукова «репрессии» тогда не отпечатались. Не такими уж, выходит, «массовыми» они были на деле.
И лишь после смерти Сталина Жуков, Тремасов и многие другие «вспомнили» о репрессиях, судя о них при этом вкривь и вкось.
Президент США Рузвельт собирал марки, маршал Тухачевский делал скрипки, а у Сталина с его молодых лет и до октября 1917 года было одно «хобби» – борьба за установление в России власти, озабоченной построением лучшей жизни для трудящихся. С осени 1917 года он сменяет его уже на другое «увлечение» – отстаивание этой, уже установленной, власти от посягательств внешних и внутренних врагов… К середине 20-х годов к этому новому «хобби» прибавилось ещё одно: построение в России развитого социализма.
И занимался всем этим Сталин без угрюмости, а даже как-то весело. 4 августа 1918 года он пишет Ленину из Царицына о критическом положении на Юге, но пишет без надрыва и истерики. Он как бы говорит: дела невесёлые, но если унывать, они не улучшатся… Да, положение на Юге не из лёгких, товарищ Ленин, но я же здесь, и со мной хорошие товарищи. И дело наше правое. А раз так – мы не печалимся, а работаем…
Формально подобных слов в письме Сталина нет – оно конкретно, предметно, информативно, и эмоции в нём не проявляются. Но подтекст этого и других писем Ленину с фронтов гражданской войны именно таков.
Лишь иногда юмор Сталина и его неумение унывать прорываются в признаниях типа следующего:
«В Астрахани скота не меньше, чем в Котельникове (где скопилось 40 тысяч голов крупного рогатого скота. – С.К.), но местный продкомиссариат ничего не делает. Представители Заготселя спят непробудным сном, и можно с уверенностью сказать, что мяса они не заготовят».
Однако это – не позиция крыловского Повара по отношению к коту Ваське. Просто к слову пришлось: вот, мол, Владимир Ильич, как живём, бестолочи и саботажа хватает, но мы и с этим справимся, мы ведь – большевики.
17 декабря 1936 года уже признанный лидер страны Сталин пишет письмо главным редакторам «Правды» Мехлису и «Известий» Талю, устроившим газетную перепалку Шумяцкого и Керженцева вокруг вопроса об использовании джаза в советском искусстве:
«Т-щу Мехлису, т-щу Талю.
Читал в «Правде» в номере от 17 декабря 1936 года статью «Обывательский зуд». Считаю, что тон критики, взятый «Правдой» в этой статье, неправилен и в корне противоречит товарищеским отношениям между двумя коммунистическими газетами.
Более того, мне кажется, что тон критики в указанной статье является выражением литературного хулиганства…
Предлагаю редакции «Правды» прекратить возню с вопросом о «джазе» и больше не повторять ошибок в деле товарищеской критики родственной коммунистической газеты.