Ибн-Сине показалось, что Абу Мансур ошибся, и Ибн-Сина поправил его.
Абу Мансур взглянул на Ибн-Сину и вдруг спросил:
Ты ведь, кажется, таджик?
Да, я таджик, — ответил Ибн-Сина.
Ты, конечно, большой философ, и мудрец, и врач, но в арабском языке ты не начитан, поэтому в следующий раз не поправляй меня.
Абу Али ибн-Сина решил подшутить над Абу Мансуром.
Он выписал из разных городов несколько лучших книг по арабскому языку и в течение трех лет изучил арабский до тонкостей.
Потом он сочинил три поэмы. Каждая поэма состояла из редких для разговора арабских слов. Каждая поэма не походила на другую, потому что все три были сложены в манерах трех разных знаменитых стилистов. Эти поэмы Ибн-Сина приказал переплести в старый полуистлевший переплет. А потом уговорил и эмира участвовать в этой шутке.
Как-то вечером эмир достал старую трепаную книгу, протянул ее Абу Мансуру и сказал:
Сегодня мы нашли эту книгу во время охоты. Посмотри, стоящая она, или надо ее выбросить.
Абу Мансур долго изучал эту книгу.
Я не все в ней понял, — ответил наконец большой
знаток арабского языка. — Некоторые слова я слышал раньше, но забыл их смысл. Книгу эту написал очень известный писатель — это я скажу точно.
Эмир не выдержал и засмеялся:
— Известный писатель сидит перед тобой.
А вскоре Ибн-Сина написал поэму «Урджуза». Поэма эта была особенная. Ее героем была медицина, все медицинские знания. «Она составлена в простом изложении, понятными стихами, так, чтобы было нетрудно ее читать», — написал сам Ибн-Сина в предисловии. По этой поэме даже школьник мог изучать медицину.
Очень скоро «Урджузу» перевели на латинский язык. А потом ее издали во многих странах.
600 лет изучали поэму во многих медицинских школах.
Поэма написана красивыми, образными стихами. В прозе начало ее звучит примерно так:
«Поэты — принцы вселенной; врачи руководят телом. Красноречие упомянутых выше радует душу; преданность последних исцеляет болезни.
Эта поэма содержит всю теоретическую и практическую медицину. И я в ней излагаю в стихах все мои знания этой науки.
Определение слова «медицина».
Медицина — это охрана здоровья и лечение болезней...»
Одновременно с «Урджузой» Ибн-Сина написал книгу по языкознанию. Она называлась «Язык арабов». Современники говорили, что подобную этой книге в области языка еще никто не писал.
Ибн-Сина долго откладывал переписку ее начисто. Джузджани был занят переписыванием двадцати томов «Книги справедливости».
«Язык арабов» так и остался в черновике. После
смерти Ибн-Сины книга эта, видимо, погибла. Или, быть может, хранится до сих пор в какой-нибудь мусульманской библиотеке среди других неизученных рукописей.
Есть такая легенда об Ибн-Сине.
Это было уже в то время, когда слава о нем разошлась по многим странам.
Но не слава была нужна Ибн-Сине. Всю жизнь он лечил больных людей, и количество их не уменьшалось. Его призывали в города, умоляли посетить деревни.
Деревень на его пути было много, и он не успевал осматривать всех больных.
И тогда он предложил: «Пусть каждый больной житель деревни возьмет в руки по веревке, а другие концы этих веревок возьму в свои руки я. И по натяжению веревки, по теплу ее и дрожанию я буду определять болезни того, кто держит свой конец».
В одной деревне была хитрая, насмешливая женщина. Она ничем не болела и решила испытать чуткость Ибн-Сины. Она взяла свою кошку, которая недавно окотилась, спрятала ее за пазухой, привязала к ее лапе веревку, а другой конец подала Ибн-Сине.
Сейчас мы проверим, вправду ли он такой хороший врач, — шептала она соседям, хихикая.
Ибн-Сина называл болезни разных людей и наконец дошел до женщины с кошкой. Он на секунду сделал удивленное лицо, еще раз потрогал веревку и сказал:
Эта больная пять дней назад принесла семерых котят. Она очень истощена, и ее требуется срочно напоить молоком. Никаких других лекарств ей не надо.
В 1028 году умерла правительница Рея Сайида.
Войска султана Махмуда сейчас же захватили этот город и все окрестные земли.
Наместником в Рее остался сын султана Махмуда — Масуд.
Как бы он не пошел на нас войной, — сказал Ала уд-Даула. — Я решил выслать ему богатые подарки.
Подарки помогли. На два года установился мир.
Султан Махмуд был уже стар. Сыновья ждали его смерти, чтобы поскорее занять престол отца.
Однажды, когда Ала уд-Даула и Ибн-Сина остались вдвоем, эмир показал ему портрет. Этот портрет двадцать лет назад рисовал Аррак. На старого Ибн-Сину смотрел Ибн-Сина молодой...
Заодно Ала уд-Даула показал и толстую стопу доносов, которую за несколько лет написали на него имамы, хатибы и кади. «В своих работах Ибн-Сина подвергает сомнению основы священной книги», — писали хатибы. «Вредоносные труды Ибн-Сины необходимо сжечь, а самого его казнить или немедленно выгнать из государства», — требовали кади.
Но я исправно посещаю мечеть, совершаю все пять намазов, — пробовал оправдать себя Ибн-Сина в глазах эмира.
Мы-то с тобой знаем, что ты самый верующий из мусульман, жаль, они об этом не догадываются, — сказал, хитро прищурившись, эмир Ала уд-Даула.
Только теперь Ибн-Сина понял, какой мощной стеной был для него эмир эти годы.
Через два года войска Масуда внезапно оказались у стен Исфагана.
Возможно, Масуд просто хитрил, когда, принимая подарки, обещал мир.
Был апрель. Трава кругом оставалась еще зелёной, невыгоревшей. Отцвели яблони. Распустился жасмин...
Жители уходили из города спешно. В любую минуту могли ворваться воины Масуда. Об имуществе было некогда думать.
Учитель, что делать с «Книгой справедливости»? Я как раз кончил переписывать последний том. Может быть, ее закопать во дворе? — спрашивал Джузджани.
В это время на ближних улицах послышались крики, лошадиный топот.
Они едва успели вскочить на коней и уйти от преследования.
А я уж собирался остановиться и драться, чтобы задержать тех всадников, — сказал брат Махмуд, когда они подъезжали все вместе к замку, где укрылся эмир.
Эмир Ала уд-Даула укрывался километрах в десяти от города.
Ты скажи мне, — спрашивал он у Ибн-Сины, — неужели все пропало? Неужели я потерял власть, а дети мои станут базарными бродягами?
Я попробую написать Масуду письмо, — предложил Ибн-Сина. — Я знаю, что у него в последние годы нелады с отцом, с султаном Махмудом. Может быть, удастся сыграть на его самолюбии.
Ибн-Сина ушел писать письмо.
Внезапно его позвали назад.
Важная новость, — сказал Ала уд-Даула. — Только что прибыл мой разведчик, послушаем, что он скажет.
Сегодня Масуд получил тайное и срочное послание от своей тетки, от сестры султана. — Разведчик стал пересказывать послание. — «Наш государь, султан Махмуд, в час предвечерней молитвы, в четверг, когда оставалось семь дней до конца месяца раби ал-ахир, скончался, да смилуется над ним аллах, и счастье слуг его
пришло к концу. Мы вместе со всем гаремом находимся в газнийской крепости и послезавтра объявим о его смерти...»
Пожалуй, мы спасены, — сказал Ибн-Сина. — Сейчас Масуду будет не до похода на Багдад и не до захвата власти в нашем городе.
Почему ты так считаешь? — спросил эмир.
—Масуд — старший сын, и власть должна перейти к нему. Но султан завещал трон среднему — Мухаммаду. Мухаммад займет трон, а Масуд кинется этот трон отнимать. Так что я пойду и перепишу письмо заново.
Все случилось так, как предполагал Ибн-Сина.
От Масуда через несколько дней прибыл посол.