Поверх его плеча Хелен видела, как отворилась калитка и вошла Барбара Хейверс. Барбара замедлила шаг, увидев, как беседуют друг с другом эти двое, но тут же, кашлянув в знак предупреждения, она направилась к ним, решительно распрямив плечи.
— Сэр, вам сообщение из Скотленд-Ярда, — сказала она Линли. — Стефа получила его на адрес гостиницы.
— Что там?
— Как всегда, загадочно. — Она протянула ему листок. — «Идентификация верна. Лондон подтверждает. Йорк извещен сегодня днем», — зачитала она. — Вы что-нибудь понимаете?
Линли пробежал глазами сообщение, сложил листок и отсутствующим взглядом уставился на далекие холмы.
— Да, — произнес он. Слова не шли с языка. — Да, все понятно.
— Рассел Маури? — догадалась Барбара и, дождавшись кивка, продолжала: — Значит, он и впрямь поехал в Лондон, чтобы донести на Тессу? Как странно! Почему он не обратился в полицию Йорка? Какое дело Скотленд-Ярду…
— Нет. Он поехал в Лондон повидать родных, как Тесса и думала. Но он добрался только до вокзала Кингз-Кросс.
— До вокзала Кингз-Кросс? — повторила Барбара.
— Там его настиг Потрошитель. Я видел его фотографию в кабинете Уэбберли.
В гостиницу он вернулся один. Прошел по Черч-стрит и с минуту постоял на мосту, на котором задержался в прошлую ночь. Деревня затихла, однако в тот самый момент, когда он бросил прощальный взгляд на Келдейл, неподалеку хлопнула дверь и рыжая девчонка, сбежав по ступенькам, устремилась в сарай. Она скрылась там на минуту и вернулась, таща за собой туго набитый мешок с кормом.
— Где же Дугал? — окликнул Линли. Бриди подняла голову. Лучи осеннего солнца, запутавшись у нее в волосах, отсвечивали золотом, для защиты от утреннего холодка девочка надела слишком большой для нее ярко-зеленый свитер.
— Дома остался. У него животик побаливает.
Линли тщетно ломал голову над тем, как можно диагностировать кишечные колики у селезня. Лучше, пожалуй, не спрашивать.
— Так стоит ли его сейчас кормить? — поинтересовался он.
Бриди серьезно обдумала его вопрос, правой ногой почесывая левую.
— Мама говорит — надо. Она весь день держала его в тепле и считает, что теперь он мог бы поесть.
— Похоже, она в этом разбирается.
— Еще бы! — Бриди помахала своей грязной ручонкой и скрылась в доме. Эта маленькая жизнь и ее мечты спасены.
Линли прошел по мосту, вошел в гостиницу. Стефа поднялась ему навстречу, губы ее дрогнули, собираясь заговорить.
— Это был ребенок Эзры Фармингтона, верно? — спросил он, даже не поздоровавшись. — Тоже часть того легкого веселого безумья, которое овладело вами после смерти брата, так?
— Томас…
— Так?
— Да.
— Вам нравится смотреть, как они с Найджелом терзают друг друга — из-за вас? Вас забавляет, что Найджел упивается до полусмерти в «Голубе и свистке», чтобы проследить, не отправились ли вы в дом напротив — в объятия Эзры? Или вы уже позабыли о них обоих с помощью Ричарда Гибсона?
— Вы несправедливы.
— Неужто? Вам известно, что Эзра не может больше рисовать? Это вас тоже не касается, Стефа? Он уничтожил все свои рисунки. Сохранил только ваши портреты.
— Ничем не могу ему помочь.
— Вы не хотите помочь.
— Это неправда.
— Вы не хотите помочь, — повторил Линли. — По той или иной причине, вы все еще нужны ему. И ребенок тоже. Он хочет знать, что случилось с его ребенком. Он хочет знать, что вы с ним сделали, у кого теперь этот ребенок. Вы хотя бы сказали ему, мальчик это или девочка?
Стефа опустила глаза.
— Ее… ее усыновила одна семья в Дерхэме. Так было нужно.
— И это должно было стать карой для Эзры, верно?
Стефа подняла взгляд.
— За что? С какой стати мне наказывать его?
— За то, что он положил конец веселью. За то, что он пожелал большего. За готовность рискнуть. За то, что он пошел на то, чего вы всегда боялись.
Стефа не ответила. Ответа и не требовалось — он был написан у нее на лице.
Она не хотела ехать на ферму. Она рада была бы оставить в прошлом, похоронить само воспоминание об этом месте, где сосредоточились все страхи ее детства. Она хотела только посетить могилу ребенка. После этого Джиллиан была готова к отъезду. Остальные — эти доброжелательные чужаки, вторгшиеся в ее жизнь, — не задавали лишних вопросов. Усадили ее в большой серебристый автомобиль и поехали прочь из Келдейла.
Джилли понятия не имела, куда ее везут, но не очень-то об этом и задумывалась. Джонас исчез из ее жизни. Нелл умерла. А Джиллиан еще только предстояло найти себя. Сейчас она была лишь оболочкой. Пустой, внутри ничего не осталось.
Линли поймал в зеркале отражение Джиллиан. Он не был уверен в правильности принятого решения. Не знал, что из этого выйдет. Он повиновался инстинкту, слепому инстинкту, который учил его — из пепла этого дня, подобно торжествующему фениксу, должно воскреснуть некое благо.
Линли понимал, что пытается отыскать какой-то смысл во всем случившемся, не в силах признать случайность и бессмысленность гибели Рассела Маури, ставшего жертвой неустановленного убийцы на вокзале Кингз-Кросс. Все в нем восставало против подлой жестокости этого убийства, против его зловещего уродства и бессмысленного итога.
Необходимо найти связующую нить, как-то склеить несколько разбитых жизней. Быть может, они все-таки сумеют воссоединиться, преодолев девятнадцатилетнюю разлуку, — и обретут мир.
Да, он многим рискует. Пусть. Он все берет на себя. Когда машина остановилась перед коттеджем на окраине Йорка, пробило шесть часов.
— Скоро вернусь, — пообещал он обеим женщинам и взялся за ручку дверцы.
Сержант Хейверс осторожно притронулась к его плечу.
— Разрешите мне, сэр. Прошу вас. Он колебался. Она ждала ответа.
— Прошу вас, — повторила Барбара. Линли поглядел на закрытую дверь. Имеет ли он право взять на себя еще и такую ответственность, доверить это неумелым и неуклюжим рукам сержанта? Только не это. Не в этот раз. Слишком многое поставлено на карту.
— Хейверс…
— Я справлюсь, — сказала она, — Прошу вас. Поверьте мне.
Тут он понял, что Хейверс предлагает ему произнести окончательный приговор. Она хочет, чтобы именно он решил ее будущее — вернется ли она в следственный отдел или навсегда останется в патрульных. Вот о чем шла сейчас речь.
— Сэр?
Линли готов был отвергнуть ее просьбу, ведь на карту поставлены судьбы нескольких человек. Но не к этому стремился Уэбберли, вручая Линли также и судьбу сержанта Хейверс. Теперь, глядя в ее полное доверия и решимости лицо, Линли понимал, что Барбара сразу же угадала цель этой поездки, что она уже сложила костер и готова поднести спичку в той же надежде — увидеть воскресшего из пламени феникса.
— Хорошо, — согласился он наконец.
— Спасибо, сэр. — Барбара вышла из машины и направилась ко входу в дом. Дверь отворилась. Барбара вошла. Потянулись минуты ожидания.
Линли никогда не был набожным, но, сидя в машине посреди сгущающихся сумерек и считая утекающие минуты, он чувствовал, что настала пора молитвы — молитвы о воскресении блага из зла, надежды из отчаяния, жизни — из смерти. Пусть хоть какие-то наши мечты станут реальностью, пусть реальность осветится новыми оттенками, положив конец страданиям и начало радости.
Джиллиан пошевелилась на заднем сиденье.
— Чей это дом? — спросила она, и голос ее затих: дверь распахнулась, и Тесса выбежала во двор, замерла на мгновение, всматриваясь в пассажиров машины.
— Мамочка! — выдохнула Джиллиан. Больше она не произнесла ни слова. Вышла из машины и уставилась на эту женщину так, словно она — призрак, видение. — Мама?!
— Джилли! Боже мой, Джилли! — со слезами воскликнула Тесса, бросившись к ней.
Только это и нужно было им обеим. Джиллиан кинулась в объятия матери, и они обе скрылись в доме.