— Речь идет о хлебозаготовках и о развитии сельского хозяйства, — говорил Грозин. — Ты по решениям пятнадцатого партсъезда знаешь: колхозы — основная задача в деревне. Пора переходить к социализации всего сельского хозяйства. Нам нужны крупные колхозы. Туда мы двинем машины и тракторы, а это повысит товарность. Будет создана крепкая база для снабжения страны продуктами. Источникам, рождающим капиталистов, придет конец… Перспективы захватывающие.
— А с кулаками как поступать?
— Понятно, усиливать борьбу. Среди прокуроров и народных судей есть такие господа, которые живут у кулаков в нахлебниках. Там и квартиры хорошие, и кормят сытно. В результате — мир с врагом.
— Агрономы такие тоже есть. Вот у нас был Говорухин…
— Да, был. А больше не будет. Таких господ гнать с постов, заменять честными советскими людьми. Ты в газетах уже читал, что применяем сто седьмую статью — бьем по кулацкой хлебной спекуляции.
— Замечательно! — встрепенулся Суртаев. — Спасибо за новость. Будет чем обрадовать наших друзей!
Они просидели до поздней ночи. Суртаев подробно рассказал о своей работе с алтайцами, о жизни товарищества, говорил откровенно о всех трудностях борьбы с баями, о замечательных людях Алтая, о том, как он сблизился и подружился с ними.
В гостиницу Суртаев вернулся в приподнятом настроении и сразу же сел за стол. Впечатления, оставленные большим городом, теперь были вытеснены рассказом Грозина, и Филипп Иванович начал свое письмо с этого рассказа. Он представлял себе, как обрадуются его друзья этому сообщению. Наступать на бая — главное стремление братьев Токушевых!
Запечатав конверт, он вышел в пустынный коридор. У противоположной двери гремел ключом высокий человек с золотыми зубами и седенькой подстриженной бородкой. Это был Говорухин. Суртаев вздрогнул от неожиданной встречи. Зачем он приехал сюда, этот господин, пособник Сапога? Если надо немедленно гнать тех, кто только желает жить в мире с кулаком, то ни одной минуты нельзя терпеть байского друга и защитника. Надо узнать, где он служит, а завтра рассказать в крайкоме партии.
Говорухин, повернувшись, увидел Филиппа Ивановича и тоже вздрогнул. Но он быстро пришел в себя и даже раскинул руки, как перед хорошим знакомым:
— О-о, товарищ Суртаев! Какими судьбами?
— Проездом на курорт, — сухо ответил Филипп Иванович. — А где вы обитаете?
— Работаю неподалеку, в одном районе. А здесь был на агрономическом съезде. Откровенно говоря, не хотелось ехать, но не посчитались — делегировали.
— Почему же? Не вредно побывать.
— Да, понимаете, время выбрано неудачно. Надо составлять планы весенней…
Не дослушав его, Суртаев подтвердил:
— Да, время выбрано неудачно. — Он кивнул головой и пошел к выходу.
Опустив письмо в почтовый ящик, Филипп Иванович направился вдоль проспекта. На углу оглянулся.
Говорухин, слегка покачиваясь, подошел к тому же почтовому ящику…
Эта поездка в краевой центр принесла ему много огорчений. Самым большим из них было то, что он не нашел многих из своих друзей и единомышленников. Жена Северцева шепотом предупредила его:
— К нам больше не заходите… Конечно, Матвей не проговорится, не выдаст. Но взяты другие люди, которые тоже знают, что вы служили у атамана…
Говорухин зашел в гастроном, купил коньяку. В маленьком номере гостиницы пил, чокаясь с бутылкой, «за счастливый исход», «за будущее». А будущее оставалось туманным. Одно для него было ясным: надо держаться поближе к Сапогу Тыдыкову. Он из любого положения поможет найти выход. В критическую минуту укажет надежный путь через границу… А оттуда можно добраться до Харбина, до штаба атамана, он связан с восточными друзьями…
«Сапог Тыдыкович, наверно, обижается на меня: я пообещал написать сразу после приезда в город и не написал, — подумал Говорухин. Но тут же поспешил успокоить себя: — Он понимает: чем реже связь, тем меньше подозрений».
Открыв портфель, достал блокнот в синей папке. Но на плотных листах бумаги было оттиснуто: «Участковый агроном», — и блокнот полетел в сторону. Писал на простом листе бумаги. Графит похрустывал под нажимом руки:
«Выставки не будет. Не жди. Ее, не посчитавшись с протестом ряда агрономов, отложили. Они хотят, чтобы побольше выступило колхозов.
Повороты в политике будут крутые. Ты должен учесть это.
Тебя, наверно, лишили избирательных прав? Не унывай. Это ненадолго, как я тебе и говорил.
Теперь у них весна… Но весна, сам знаешь, скоротечная. Будет осень, скоро будет! А осенью гусей берут за головы и подвертывают мокрые клювы под крылья… И так гуси замерзают… Жди. К охотничьему сезону я приеду. Твой друг».
Закончив письмо, откинулся на спинку стула и обеими руками погладил грудь.
…У почтового ящика он остановился в нерешительности. Не хотелось доверять почте этого письма. Лучше всего отправить бы с надежным человеком. Но где взять этого надежного человека?
Сдержав тяжелый вздох, Говорухин опустил письмо в почтовый ящик.
Весточка от Суртаева обрадовала Байрыма.
— Смотри, Аргачи, — показывал он письмо своему секретарю, — наступать на кулака надо смелее, — Байрым заглянул в письмо, — решительнее. Вот как!
— Хорошо! Хорошо! — восклицал Аргачи.
— Очень хорошо! — тряхнул головой Байрым. — Колхозов надо больше организовать.
Вспомнив Борлая, пожалел, что нет его здесь: порадовался бы вместе с ними.
— Я слышал, охотники пойдут на промысел в ту сторону, — сказал Аргачи. — Можно попросить — весть передадут.
— Попроси. Если верхом нельзя, пусть брат на лыжах придет.
Заседлав коня, Байрым отправился в Агаш; в кабинет Копосова влетел сияющий. Увидев его, Федор Семенович прервал разговор с Техтиековым и встал.
— Проходи, проходи, Токушев. Здравствуй, дорогой! Садись. Выкладывай, чем обрадован.
Байрым сел на стул; достав письмо из-за пазухи, подал секретарю.
— Читай. Вслух читай.
Огласив письмо, Федор Семенович сказал:
— Видите, как партия связана с народом! Она знает, как строят свою жизнь сибиряки, как помогают государству разрешать хлебную проблему, как борются с кулаками.
— Борются мало. Надо крепче. — Байрым сжал пальцы. — Силу надо показать.
— Ты кстати приехал, товарищ Токушев. Я уже хотел вызывать тебя. Прошлый раз мы с тобой не закончили разговора о плане работы сельсовета на первое полугодие, — говорил Копосов. — Ты продумал, что сейчас является основным?
— Думал. Много думал. Сейчас надо землю нарезать. Товариществам — самую хорошую.
— Правильно! — поддержал Копосов и попросил Техтиекова принести карту аймака. — А товариществам, дорогой мой, — обратился он снова к Байрыму, — пора бы постепенно подыматься на следующую ступеньку: принимать устав артелей. Коммунистам надо готовить людей к этому переходу.
— Ие, — согласился Токушев.
— Колхозы — наша опора, — продолжал Копосов. — Они помогут нам подвести под борьбу с баями экономическую базу.
Техтиеков принес карту аймака и развернул на столе. Все трое склонились над ней, всматриваясь в огромную территорию Каракольского сельсовета.
— Где у нас товарищества? — спросил Копосов. — Ты успел побывать во всех?
Байрым пальцем показал на ответвления долины.
— По логам? — спросил Федор Семенович. — А в долине пасется байский скот. Довольно этого. — Ногтем указательного пальца провел возле самой усадьбы Сапога. — Вот так отрезать землю товариществам. — Поднял глаза на Техтиекова: — Приедут землемеры — составьте план, дайте мне посмотреть. До весны надо провести вопрос через облзу.