Фрэдди, новоявленный владелец родового имения и всего, что в нем находилось, испытывал в данный момент невыразимое удовлетворение от сознания того, что стал хоть и временным, но все же абсолютно законным Опекуном своей ненаглядной кузины Чины.
Вот она стоит, протянув свои руки поближе к огню, и, кажется, совершенно не замечает пристально наблюдающего за ней Фрэдди. Просто дух захватывает при виде дивной ее красоты! Танцующие языки пламени отбрасывают золотые блики на рыжие волосы девушки, на изящную, тонкую шею. Длинные, закрученные вверх ресницы обрамляют глаза темной пушистой бахромой. Очи ее еще зеленее, чем сам изумруд. А очаровательная складка в уголках ее влажных пухленьких розовых губ словно подчеркивает таящееся в них искушение.
Она, сама того не подозревая, манила к себе Фрэдди, который видел в ней сейчас стройную богиню, хрупкую и обворожительную, как роза, оставшуюся все еще девственницей, чье неискушенное тело только и ждет прикосновения опытных мужских рук. Фрэдди с жадностью облизал губы. Как красиво охватывают ее бедра струящиеся складки шелкового платья, и сколь явственно обозначилась под ним соблазнительная выпуклость груди!
Трудно поверить, до чего же несчастным, ощипанным птенцом предстала она на пороге этого дома шесть лет тому назад, когда заявилась сюда из своего Бадаяна! Фрэдди, который был на шесть лет старше ее, и, по словам своего дедушки, слишком быстро превратился в самодовольного маленького болвана, нашел невероятно рыжие волосы и раскованные манеры Чины просто предосудительными и почувствовал невероятное облегчение, когда ее отправили с глаз долой в учебное заведение миссис Крэншау. Приезжала она в Бродхерст лишь во время праздников и летних каникул и, к счастью, совсем ненадолго. К тому же, выказывая благоразумность, девочка редко когда покидала свои комнаты, так что о ее существовании нетрудно было и вовсе забыть.
Фрэдди долгое время не думал о том, чтобы уделить младшей своей кузине хоть каплю внимания. Вернувшись же в самом конце 1845 года из двухгодичного турне по континентальной Европе, он обнаружил вдруг, что маленькая дикая протеже его дедушки превратилась в настоящую красавицу. Однако, к его вящему негодованию, эта хитрая лиса сумела втереться в его отсутствие в милость к старому графу и настолько покорить его сердце, что Фрэдди, который, не долго думая, соблазнил бы ее при иных обстоятельствах, был вынужден держать себя в руках, чтобы, не дай Бог, не вызвать гнева в свой адрес со стороны деда.
Но теперь, когда старик покинул сей бренный мир, можно было не считаться ни с чем. Чина, которой в следующем месяце исполнялось семнадцать лет, по случаю чего ей предстояло впервые появиться на балу, особенно влекла к себе своего кузена в силу того обстоятельства, что еще не достигла совершеннолетия. Мысль о юном возрасте кузины доставляла Фрэдди истинное наслаждение, и он, смакуя ее, даже прищелкнул громко языком, что заставило Чину повернуть голову и вопросительно посмотреть на него.
При этом ее платье слегка распахнулось у шеи, и взору кузена предстало восхитительное видение выглянувшего из шелка девичьего тела. Фрэдди, пребывая в пьяном угаре, стремительно ринулся к ней и впихнул ее в кресло.
– Я не могу с собой совладать, дорогая моя! – прерывисто шептал он, обуянный страстью, она же кричала, взывая о помощи. – Ты чертовски хороша! И я сейчас овладею тобой!
Мокрые губы его коснулись нежных уст. Так, совершенно внезапно, Чина Уоррик в первый раз в своей жизни познала мужской поцелуй. Но это не имело ничего общего с тем, что рисовалось ей в волнующих и страстных сценах, которые описывали ее подруги по семинарии, взирая на нее лучистыми глазами и уверяя ее шепотом, что уже испытали все эти радости на себе. То, что происходило в данный момент, вызывало у нее лишь отвращение, что и понятно, помимо всего прочего, Фрэдди, обладавшему манерами конюха, не были знакомы приемы тонкого обращения с женщинами, и к ярму же от него столь сильно несло прокисшим вином и потом, что Чине пришлось бороться с приступом тошноты.
– Отпустите меня! – молила она, задыхаясь, но он не слышал ее, а если бы даже и слышал, все равно не внял бы ей, ибо разум оставил его. Пульс у Фрэдди бешено колотился, руки лихорадочно развязывали тесемки на платье. Страсть полностью овладела им. Это маленькое, на редкость гибкое создание было, как сразу же решил он, едва коснувшись ее, прямо создано для любовных утех.
Услышав треск тонкой ткани, Чина, вжатая в кресло насильником, завопила в страхе. Девушка дорожила этим платьем, поскольку то был подарок от ее родителей, а вовсе не потому, что сшили его из бесценного бадаянского шелка. И теперь, видя, сколь бесцеремонно обращается Фрэдди с ним, она пришла в ужас.
Обрушивая на кузена удары своими маленькими кулачками, Чина предпринимала отчаянные попытки вырваться из его объятий, и наконец ей это удалось. Отбегая от кресла, девушка налетела на латунную стойку возле камина и, не колеблясь, выхватила оттуда тяжелую кочергу, которую незамедлительно опустила на голову Фрэдди. Тот сразу же молча рухнул на пол. Увидев содеянное ею, Чина отшвырнула прочь свое оружие, издавшее при падении зловещий лязг.
Она прижала ладони к щекам. Во внезапно наступившей тишине слышались только посвист огня в камине да шелест ветра за окном, казавшийся ей теперь чьим-то угрожающим шепотом. Проходили длинные, томительные минуты, но Фрэдди так и не шелохнулся, и Чине пришлось поневоле сделать страшное заключение, что он умер.
– Я же убила его! – прошептала она в ужасе и прикрыла ладонями рот. Лицо ее побелело. – Боже святый, неужто это правда?
Девушка попятилась к двери, не в силах отвести взгляд от распростертого на полу тела. Она боялась, что стоит ей отвернуться хоть на секунду, как Фрэдди, словно некое привидение, тотчас воскреснет и, ухватившись за подол платья, перепачкает ее одеяние своей окровавленной рукой...
Выбравшись из библиотеки, она бросилась с придушенным криком бежать. Босые ноги ее ступали бесшумно по толстым коврам, рыжие волосы развевались за ней наподобие стяга. Где-то позади нее хлопнула дверь, но Чина, поглощенная одной единственной мыслью, как бы удрать поскорее, пока никто еще не обнаружил, что здесь произошло, не обратила на это внимания.
Спустя несколько минут Баярд, престарелый ленивый мастифф, был разбужен скрипом проржавевших петель на двери конюшни. Он насторожился и, выскочив с боевым видом из-за розовых кустов, побежал вдоль покрытого изморозью газона к низкому каменному строению. Остановившись у входа в него, пес издал воинственный рык и начал с подозрением принюхиваться к доносившемуся из помещения нежному благоуханию, смешанному с конскими испарениями и запахом навоза. Когда же из душного мрака выскользнула маленькая, закутанная в плащ фигурка, Он оскалил клыки.
– Ах, это ты! – льстиво сказала ему Чина, прекрасно понимая, что громоподобный лай мощного пса немедленно поднимет на ноги всех конюхов, и протянула затянутую в перчатку руку, чтобы погладить его по массивной голове. Опасения ее оказались напрасными, мастифф, узнав девушку, приветственно завилял обрубленным хвостом, а затем, повернувшись, затрусил лениво по направлению к дому. Вздохнув с облегчением, Чина не мешкая вывела лошадь из стойла.
Приторочив одеревеневшими от холода пальцами саквояж к седлу, она вскочила на спину опытного, видавшего виды серого мерина. Стук копыт эхом разнесся по вымощенной булыжником подъездной дорожке. Волосы Чины тотчас украсили водяные бусинки, выделившиеся из тумана, повисшего бесформенными клочьями над промерзшей землей. Она бросила робкий взгляд назад, на высокие, едва различимые в полумраке стены дома, и хотя окна его все еще оставались плотно закрытыми и темными и, следовательно, там пока никто ничего не знал, девушка почувствовала вдруг, что мужество начало ей изменять.