— У нас мало времени, — сказал он. — Я полагаю, ты возьмешься за эту славную операцию? — На его губах играла насмешливая улыбочка, разъярившая Мендетту.
— Я женат, и у меня двое детей, — ответил Мендетта. Мелкие капли пота выступили у него на лбу. — Я думал, скорее ты… — Он умолк и отвернулся.
— Я понимаю, — медленно проговорил Хольц. — Твоей жене будет очень сильно тебя недоставать!
— Если со мной что-нибудь случится, это ее убьет, — сказал Мендетта. Он не видел жену уже три года, и он очень любил жизнь. Он чувствовал, что упоминание о семье — единственная карта, которую он мог разыграть с честью. — Если бы не моя семья, — продолжал он, — я бы ухватился за этот шанс. Это великолепный подвиг во имя революции.
Хольц пожал плечами:
— Я тоже женат. — Это было не совсем точно, но не мог же он отпустить Мендетту так легко.
Мендетта сильно побледнел.
— Я этого не знал, — тихо произнес он. — Ты этого никогда не говорил.
Хольц погасил сигарету.
— У нас осталось две минуты, — напомнил он, взглянув на часы. — Бросим карты?
Мендетта очень разволновался. Несколько раз он открывал и закрывал рот, но так и не смог ничего сказать.
Хольц вынул из ящика засаленную колоду карт и бросил на стол.
— Меньшая карта будет представлять собой великолепную возможность, — объявил он и не колеблясь вытащил карту из колоды.
Она упала «рубашкой» вниз. Это была четверка пик.
— Не очень трудно побить, — сказал он, пожав плечами. — Давай, Мендетта, генерал ждет. — Он подошел к двери и встал спиной к столу.
Мендетта вытащил из колоды карту. Его рука так дрожала, что колода рассыпалась. Он с ужасом уставился на вытащенную им двойку бубен. Но тотчас схватил другую карту, это оказалась шестерка пик, и он на трясущихся ногах подбежал к Хольцу.
— Шестерка, — с трудом выдавил он.
Хольц мельком взглянул на карту. На его губах снова заиграла насмешливая улыбка:
— Какой же ты счастливчик. Тебе везет и в картах, и в любви.
Мендетта видел, что Хольц все знает о передернутой карте. Он побледнел от стыда.
Хольц сказал:
— Генерал, может быть, захочет видеть тебя тоже. Пойдем к нему вместе.
Кортец ожидал их с нетерпением.
— Ну? — рявкнул он.
Хольц сдержанно отдал честь.
— Я готов выполнить ваши приказания, ваше превосходительство, — доложил он.
Кортец кивнул. Он был доволен. Хольц еще молод. У него более крепкие нервы, чем у Мендетты. И что еще более важно — он гордый, он не побежит.
Кортец взглянул на Мендетту:
— Сделайте немедленные приготовления к отступлению. Не забывайте: орудие идет впереди. Чтобы все было готово к отходу через час. Нельзя терять времени.
Мендетта отдал честь и шагнул к двери. Он оглянулся на Хольца и сочувственно произнес:
— Мои наилучшие пожелания, лейтенант. Надеюсь, мы еще встретимся.
Хольц поклонился.
— Передайте привет от меня вашей жене, Мендетта, и вашим детям, — сказал он. — Вы счастливый человек.
Мендетта вышел из комнаты и затворил за собой дверь.
Генерал вопросительно посмотрел на Хольца.
— А я и не знал, что у него есть дети, — сказал он, склоняясь над картой.
Хольц подошел поближе к столу.
— Они всегда удобны, — проговорил он с гримасой. — Жду приказаний, ваше превосходительство.
Генерал остро взглянул на него. Ему не понравилась горечь, и он не понимал сарказма. Усилием воли он переключил свое внимание на предстоящую операцию.
— При наличии храбрости это отличное место для заслона. — Он указал на карту. — У вас будет четыре человека. Я не могу выделить больше. Подберите тех, кто вам подходит. Я считаю, что с пулеметом вам надо управляться самому. Противник вряд ли использует артиллерию, если установит, что позицию удерживают немногие. Снаряды нынче дороги. Вам нужно задерживать их как можно дольше. Пока вы живы, они не должны пройти. Вам не следует до поры обнаруживать себя и нужно очень заботиться, чтобы зря не расходовать патроны. Я оставляю подробности на ваше усмотрение. Вам что-нибудь непонятно?
Хольц покачал головой:
— Вы изложили все очень просто, ваше превосходительство. Сколько времени я должен оказывать сопротивление?
— Мне нужно не менее двенадцати часов, чтобы добраться до горной дороги. После того как я перейду через перевал, не думаю, чтобы Пабло последовал дальше, это было бы для него слишком опасно. Мы отходим немедленно. Пабло, может быть, и не будет атаковать. В этом случае вы отойдете через двенадцать часов, считая с момента нашего ухода. Если он нападет, тогда вы должны удерживать его до… — он взглянул на небольшие часы на столе, — четырех часов завтрашнего утра.
Хольц кивнул:
— Все понятно. Если позволите, я, подготовлюсь и подберу людей.
Генерал махнул рукой.
— Я еще увижусь с вами перед уходом. Подготовьтесь к защите вашей позиции как можно скорее.
Снаружи во дворе все пришло в движение. Седлали лошадей. Навьючивали груз. Люди метались туда и сюда, возбужденно перекликаясь. Посредине всего этого шума и гама стояла большая заржавленная пушка. Люди уже обвязали ее толстыми канатами. Когда Хольц подошел, пушку медленно покатили по неровной дороге к отдаленным холмам.
Он постоял минутку, наблюдая за ее движением. Затем повернулся и пожал плечами. Время торопило. Он знал четверых, которые должны были остаться с ним. Он знал, что они надежны, хотя, конечно, не горят желанием отдать свои жизни. Но пока он будет с ними, они будут держаться. В этом он был уверен.
Он увидел сержанта Кастру, спешащего куда-то.
— Сержант, — окликнул он, — сюда. Вы мне нужны.
Кастра подошел к нему. Это был высокий, плотный солдат с твердым взглядом и решительной челюстью. Он уже давно служил в армии. Хольц знал, что он был солдатом в полном смысле этого слова.
— Мне нужно, чтобы Гольц, Дедос, Фернандо и ты остались со мной. Мы должны удерживать эту позицию, пока армия не уйдет за перевал. Приведешь остальных?