- Мы же собрались сегодня, потому что ты сказал собраться? Ты же сам говорил, что нужно отпраздновать твое возвращение в город, Джордж, вот мы и пришли, без лишних вопросов. Разве так важно быть председателем? Всё равно председатель только зачитывает список и...
Избранный председатель постучал по столу.
- Мы начинаем наше собрание...
- Не начинаем, - сказал Джордж и с презрительным смешком приблизился к помосту. - Слезай отсюда.
- Призываю собравшихся к порядку! - свирепо приказал мистер Кинни.
- Стучалку положи, - сказал Джордж. - Забыл, чья она? Моего дедушки, и перестань так долбить, а то сломаешь и придется мне тебе башку оторвать.
- Призываю собравшихся к порядку! Я избран на законных основаниях, меня не запугать!
- Ладно, - согласился Джордж. - Ты председатель. А сейчас мы проведем новые выборы.
- Не проведем, - заорал Фред Кинни. - У нас будет обычное собрание, потом мы сыграем в юкер по пять центов за кон, как и хотели. Сейчас собравшиеся успоко...
Джорджи обратился к присутствующим:
- Хотел бы я знать, кто с самого начала всё это затеял. Вы же соизволите вспомнить, кто основал К.Д.? Кто бесплатно предоставил комнату? Кто договорился с привратником и достал почти всю мебель? Думаете, всё это вам оставят, как только я скажу деду, что мне больше не нужен литературный кружок? А если еще шепну, чем вы тут на самом деле занимались? Когда я уезжал, я сказал, что можно выбрать заместителя, пока меня нет, но только я за порог - и вы тут же ставите Фреда Кинни председателем! Ладно, если вы этого хотите, пусть. А я-то собирался закатить тут на днях пирушку, принести вина, какое мы пивали с друзьями в школе, собирался попросить деда выделить еще комнату напротив, а потом уговорить дядю Джорджа отдать нам старый бильярдный стол, раз уж он купил себе новый, и мы бы поставили его во второй комнате. Но теперь у вас свой председатель! - Тут Джорджи направился к выходу, а в его голосе зазвучала грусть, без сомнения, смешанная с презрением. - Кажется, мне лучше уйти в... отставку!
Он открыл дверь, явно собираясь покинуть помещение.
- Тот, кто хочет новые выборы, - поспешно крикнул Чарли Джонсон, - скажите "Да"!
- Да, - отозвались все, кроме мистера Кинни, начавшего было горячо возражать, но его голос потонул в общем гуле.
- Все, кто хочет, чтобы председателем стал я, а не Кинни, - закричал Джорджи, - скажите "Да". Все за!
- Да я сам ухожу в отставку, - сказал рыжеволосый мальчик, спускаясь с помоста и жадно глотая воздух. - Я вообще ухожу из клуба!
Сверкая глазами, он схватил шляпу и выскочил в коридор, сопровождаемый улюлюканьем. Джорджи поднялся к столу и взял символ власти.
- Рыжеголовый старина Фред заявится сюда на следующей неделе, - сказал новый председатель. - Будет нам ботинки лизать, лишь бы его обратно взяли, но думаю, нам он не нужен: вечно он тут воду мутил. А теперь открываем заседание. Полагаю, парни, что вы хотите услышать от меня пару слов. Не знаю, что тут особо говорить, потому что с большинством из вас я уже не раз виделся после своего приезда. Я неплохо проводил время в школе, там на Востоке, но немного повздорил с начальством и вернулся домой. Моя семья с распростертыми объятьями приняла меня обратно, и я намерен оставаться в городе, пока не решу поступить в университет. С заседанием вроде покончено. Можно и в картишки перекинуться. Всех, кто готов сыграть в покер по четвертаку или как там договоримся, прошу за председательский стол.
Завершив дневные развлечения "Козырных друзей", Джорджи пригласил своего главного поборника, мистера Чарли Джонсона, домой на ужин, и пока они под перезвон бубенцов неслись в двуколке по Нэшнл-авеню, Чарли спросил:
- Что за парни тебе попались в школе, Джордж?
- Самые отборные: лучших я в жизни не встречал.
- Как ты с ними поладил?
Джорджи расхохотался.
- Это они со мной поладили, Чарли, - снисходительно пояснил он. - Странно, если б было иначе. Я не говорил, какое мне там прозвище дали - Король? Вот так они меня в школе и звали - Король Минафер.
- Как же так вышло? - невинно поинтересовался друг.
- Как-то так, - весело ответил Джордж. - Конечно, те, кто родился в наших краях, знали, из какой я семьи, поэтому думаю, что всё дело в... в моей семье, да и сам я вроде не оплошал.
Глава 4
Когда мистер Джордж Эмберсон Минафер во второй раз приехал из университета домой на рождественские каникулы, он, наверное, не слишком изменился внутренне, но внешне поменялся кардинально. Ничто в нем не говорило о настигшем его возмездии; напротив, все, кто жаждал мщения, начали грезить о расплате и во сне: манеры "золотого мальчика" наконец приобрели вежливость, но такую, что выводила демократов из себя. Иными словами, сеньор, с размахом поживший в столице, вернулся на недельку в старый замок осчастливить своим присутствием преданных крестьян, а заодно слегка позабавиться, глядя на их чудаковатые привычки и костюмы.
В его честь был устроен бал - пышный прием арендаторов в танцевальной зале Эмберсон-Хауса на следующий вечер после его приезда. Всё было устроено с "эмберсоновским размахом", как когда-то сказала миссис Генри Франклин Фостер о свадьбе Изабель, хотя мудрая миссис Генри Франклин Фостер давно ушла по пути всех мудрецов, отправившись из городка на Среднем Западе, безусловно, в рай: дорога длинная, но ей по силам. У нее имелись наследники, но не оказалось преемника: город слишком вырос, чтобы признавать интеллектуальный авторитет и диктатуру вкуса одного человека; на бал пригласили даже не всех наследников, ибо город стал настолько большим, что некоторые интеллектуальные лидеры и властители дум прозябали на периферии, не известной Эмберсонам. Однако все общепризнанные "отцы города" получили приглашения, как и их танцующие отпрыски.
Оркестр и еда, как принято у Эмберсонов, прибыли издалека, но теперь это походило на широкий жест, скорее привычный, чем показной, так как всё необходимое для празднества в не меньшем изобилии имелось в самом городе. Издалека привезли даже цветы, плющ и кадки с растениями, но это уже потому что местные цветоводы не справились с украшением огромных просторов особняка с шиком, присущим семейству. То был последний из великих, запоминающихся на всю жизнь, балов, о которых "говорят все": население города росло с такой скоростью, что уже на следующий год стало слишком многочисленным, чтобы "все слышали" даже о таком событии, как бал у Эмберсонов.
Джордж, в белых перчатках и с гарденией в петлице, стоял с матерью и Майором в большой ало-золотой гостиной внизу, "принимая" приглашенных; это трио являло собой живописный пример того, как красота передается из поколения в поколение. Майор, его дочь и внук принадлежали к эмберсоновскому типу: высокие, прямые, хорошо сложенные, с темными глазами, небольшими носами и правильными подбородками; на лице деда, как и на лице внука, было написано выражение веселой снисходительности. Однако присутствовали и различия. Несформировавшиеся юные черты внука, кроме снисхождения, ничего в себе не несли, тогда как черты деда говорили о многом. Красивое, умудренное годами лицо принадлежало человеку, сознающему свою важность, но скорее волевому, чем высокомерному, не без следов страдания в глазах. Короткие белоснежные волосы Майора были разделены на прямой пробор, как и у внука, а его костюм был не менее моден, чем у франтоватого юного Джорджа.
Изабель, стоящая между своими отцом и сыном, несколько смущала последнего. Ее возраст, а ей не было и сорока, казался Джорджу не менее далеким, чем луны Юпитера: он даже вообразить себе не мог, что и ему когда-нибудь стукнет столько же, и ограничивал свои мысли о будущем пятью годами. Пять лет назад он был тринадцатилетним мальчишкой, и этот временной промежуток представлялся пропастью. Через пять лет ему будет почти двадцать четыре, и он помнил, что для девушек двадцатичетырехлетний это "мужчина в возрасте". Он мог представить, что ему именно столько, но заглянуть дальше было не в его силах. Он почти не видел особой разницы между тридцатью восьмью и восьмьюдесятью восьмью годами, и мама была для него не женщиной, а только матерью. Он не воспринимал ее иначе как собственный придаток, родительницу; он и подумать не мог, что она делает что-то - рассуждает, влюбляется, прогуливается или читает книгу - как женщина, а не как его мать. Женщина, Изабель, была чужда собственному сыну, являлась незнакомкой, которую он никогда не видел и чьего голоса никогда не слышал. И сегодня, стоя рядом с ней и "принимая гостей", он с беспокойством ощутил присутствие этой посторонней женщины, с которой столкнулся впервые.