– «Ах, золото есть лишь химера», – пропел Андре, и дед одобрительно кивнул.
– Тебя наверняка мучит жажда.
– До чего ж ты умеешь угадывать! – Внук прямо расплылся от почтения. Все его мысли были о том, как ублажить доброго старичка. Впрочем, он уже начал испытывать скуку. Да и жажда его вовсе не мучила.
Балтазар наставлял его:
– Упражняйся в питье и во владении своими мыслями. Вон ты и дверь забыл закрыть.
«Какую дверь?» – хотел спросить юноша, но сам увидел наверху открытый проем. Он послушно побежал вверх по лестнице. «Чудной святой!» – подумал он про тайного советника, который прямо купался в тайнах. За спиной у старика простирались неосвещенные коридоры и залы, свободный выход перекрывал замок с секретом. А ему все мало. Хотя у человека девяноста лет скорее есть основания оставлять двери нараспашку, на случай, если с ним что приключится.
Ну ладно, железная дверь была прикрыта и заперта на засов. С лестничной площадки Андре видел, как старик присел на корточки между двумя рядами бочек. Цедил вино из одной бочки. Вернее, если присмотреться, не цедил, а шарил за бочками, после чего на свет явился кувшин: вот из него-то, именно из него Балтазар и наполнял бокалы. Ну ладно, еще раз решил для себя Андре. Это тот запас, который всегда должен быть под рукой. Не о чем и говорить.
Между тем Балтазар поднялся с земли и поспешно вскинул голову. Ему явно не хотелось, чтоб за ним следили.
– Ну уж нет, – пробормотал про себя достойный внук. – Кому тут следить. Я бы, во всяком случае, не стал.
И он сбежал вниз, а добрейший Балтазар двинулся ему навстречу, вздымая бокал. Оба присели на одну бочку, проинформировали друг друга, покалякали о том о сем. Владелец винных погребов полюбопытствовал, способен ли внук объяснить, как может на такую глубину попадать дневной свет. Андре беспомощно пожал плечами.
– Если это и впрямь дневной свет, значит, сюда проникают лучи солнца, – решил он и осушил свой бокал. Дед остался вполне доволен.
– Вот видишь, я же говорил, что со временем мое вино прояснит и твои мысли.
Андре был бы не прочь выслушать более серьезную похвалу.
– Архитектор наверняка сумел бы докопаться, какими хитрыми путями с крыши сквозь весь дом продвигался этот бледный отсвет. Я всего лишь рисую плакаты.
– И правильно делаешь! – Балтазар был совершенно с ним согласен. – А теперь я еще раз нацежу вина на привычном месте.
Сказано – сделано, он соскользнул с бочки и скрылся за ней. Андре остерегался смотреть ему вслед. Но уж лучше бы он следил, чем скучливо глядеть в землю. Ничего хорошего из этого не вышло. Возле него под ближайшей бочкой в бледном остатке профильтрованного света что-то блеснуло. Для Андре нагнуться и поднять золотой было делом непродуманного побуждения. Он тотчас же пожелал совершить обратное действие, но побоялся выдать себя, не зная, куда деть монету, и вернувшийся Балтазар тотчас углядел ее у него на ладони.
– Это что такое? – Непривычный голос, никогда у него не слышанный. Внук, застигнутый врасплох, начал подыскивать отговорки, но отбрасывал их одну за другой.
– Я случайно нашел ее у себя. Это память, спроси Артура. Нет, дедушка, нет, мой добрый Балтазар. Монета лежала под бочкой. Вот здесь! – При этом он вскочил на ноги, положил золотой на прежнее место и затих, разрываясь между чувством вины и желанием расхохотаться.
Но последнее у него скоро пропало: добрый Балтазар сделался поистине грозен.
– Меня обокрали! – завопил он ужасным голосом. – Здесь никогда не лежало золото! – вопил он, противореча самому себе, но ему было уже все равно, он вел себя так, будто терять больше нечего, пристойность и ту нет. Рухнув на оба колена, на живот даже, старец к великому ужасу внука ощупывал каменные плиты, его скрюченные пальцы проникали во все щели между ними, выскребали грязь и подвергали ее тщательному досмотру, хотя горло при этом издавало кашель и хрип.
Все совершалось точно и неправдоподобно, как во сне. То, что всегда присутствовало в смятенном уме внука, страшный сон о Балтазаре, осуществлялось точно по программе. «Сейчас он вскочит, – подумал Андре. И впрямь словно ветер поднял старика с пола. – Сейчас он свернет мне шею!» И старик растопырил руки. Андре пригнулся и тем избежал захвата. «Но он может запереть меня здесь, как Ирену наверху». Эту мысль он произносит вслух, чтобы проверить точность сна на заключительные намерения и, насколько это возможно, придать ему другой ход.
– Если ты меня здесь запрешь, я выдую все твое хорошее вино.
– Вино? – переспросил старик, внезапно обессилев, словно проделал долгий путь. Он провел испачканной ладонью по лбу. – Я уж вижу, что чего-то не понял, – стыдливо признал он и, закрыв глаза, стал дожидаться добрых слов. Юноша проник в душу старика и был тронут. Все пустые обвинения, которые еще выскажет бедняга, призваны оправдать его и миновавший кризис: вот и все, чего он хотел, и Андре с этим согласился.