– Что я натворил! Я оскорбил мадам Бабилину, которая лопается от денег. С тех пор как я дал княгине понять, что не буду рядом с ней петь Хозе, на нее нет ни малейшей надежды.
Алиса молниеносно смекнула, чего стоит это известие. Она не дослушала до конца его заверения. Она уже покинула тенора, а своего бессовестного друга Артура выволокла за фалды красного фрака из оживленнейшей группы.
– Я вижу, ты еще ничего не знаешь, – начала она с места в карьер, холодно и решительно.
Он отвечал переводом, хотя она поняла бы и оригинал:
– «Взращенный в серале, я знаю уловки его».
– Уловки, – повторила Алиса. – Их-то ты знаешь. Зато ты никогда не сумеешь предугадать, как поступит прямодушная натура.
– Натура? А разве она еще встречается в твоих кругах? Сверх всего прочего?
– Хватит болтать, – потребовала Алиса. – Тамбурини не станет петь с твоей платежеспособной дилетанткой!
– Да он с ума сошел!
Но если отвлечься от решительного тона, лицо Артура выражало высокую степень растерянности. Покуда певица Алиса наслаждалась этим зрелищем, Артур уже прикидывал, какой тенор второго сорта мог бы заменить дезертировавшего партнера княгини. Она непременно должна петь, слишком большие суммы поставлены на карту. «В конце концов, это даже и кстати, если не все деньги, которые принесет Анастасия, придется истратить на первоклассного певца. Но устроит ли ее Хозе рангом пониже? Вот здесь и надо пустить в ход мою энергию; хотя весь мой запас твердости не спасет спектакль, коль скоро ни одна роль не прозвучит в первоклассном исполнении».
Приятельница без труда следовала за ходом его мыслей. Наконец он опустил глаза на нее, и тут она смогла остудить жар своей мести словами, исполненными сердечного участия:
– Теперь тебе нужна я. С Тамбурини пиши пропало. Думаю, это ты и сам понимаешь. Вдобавок ты намерен предложить мне вторую женскую партию. Так вот, мой дружочек, из этого у тебя ничего не выйдет. У меня тоже есть свои принципы – и притом нерушимые, независимо от того, замечал ты это до сих пор или нет.
– Ну конечно же, дражайшая приятельница, – голос его трепетал от почтения, – твой гонорар будет идти в ногу с твоими принципами.
– Бедняжка! – Она тяжело кивнула. – И вечно-то он полон иллюзий. Пора мне тебя подготовить: я и сегодня вечером не стану петь.
Вот это известие его доконало. За отказом тенора последовало второе дезертирство. Новой Опере грозила беда. Правда, существуют приемы, которые хороши либо плохи, смотря по обстоятельствам. Чем больше трудностей при открытии и перед премьерой, тем с бо2льшим блеском проходит сама премьера. Впрочем, далекие от театра жертвователи навряд ли разделяют подобное мнение. Есть опасность, что это их отпугнет.
Артур раскрыл рот, чтобы всецело перейти к мольбам. Старая приятельница своевременно поспешила ему на помощь. С упорством, хотя пока, скорей всего, бессознательно, она поднесла руку к своей мучительно обнаженной шее. И тут Артур впервые увидел истинную проблему – а заодно и решение. Эта женщина ведет себя как одержимая. Бросить свой успех, не только этот естественный, но и всю еще оставшуюся карьеру, на чашку весов против одного-единственного украшения – лишь редкостная сила способна так дерзать.
Дальнейший ход своих мыслей он предал огласке:
– Украшение, которое ты скоро наденешь, будет подлинным, как ты сама, а по роскоши не уступит твоему голосу.
– Ты забыл его, – угадала она, и, чтобы умилостивить ее, он не стал спорить.
Она спросила с пугающей настойчивостью:
– Где мое проданное колье? На чьей шее? У какого горлореза?
– Речь идет не о шее. – В той точке, куда зашел разговор, Артур счел уместным выложить всю правду: – Ты будешь носить браслет – и браслет не из обычных. Второго такого на свете нет. Он закрывает всю руку от запястья до локтя. Тот, кому она протягивает руку для поцелуя, вынужден закрывать глаза.
– Несчастный! – звучно вскричала она, треволнения вечера придали необычную окраску ее голосу. Понизить его до зловещего шепота не стоило труда. – Ты хочешь продать меня Мелузине?
– Ее – тебе! – заверил он. – Будь ты даже из тех женщин, которые способны никогда не вернуть это чудище в форме браслета, ей и то пришлось бы помалкивать. Ее банк, в чем я не сомневаюсь, может процвести или лопнуть вместе с новой Оперой. Другими словами – с тобой.
– И ты мнишь себя знатоком женщин? – спросила Алиса сурово и грубо, хотя и борясь с подступающими слезами, что он сразу почувствовал. И преисполнился нежности и утешений.
– Она завидует тебе, когда-то ее голос вполне мог потягаться с твоим, а нынче у нее вообще нет голоса. Ты же ненавидишь ее из-за моего сыночка. Поверь слову, все ваши чувства ничто перед властью фактов.