Портрет не слишком удался, хотя ей очень польстили, насколько может судить ее трезвый вкус. Необдуманный порыв повелевает ей много раз складывать рисунок, чтобы он мог уместиться у нее в сумочке.
Чей-то голос, его голос, застает ее врасплох:
– Вот как здесь обращаются с плодами моих трудов.
Она с безмятежным спокойствием щелкает замочком.
– Чтобы их не употребили во зло.
Он продолжает стоять в дверях.
– Значит, вы обнаружили сходство? Тогда вы первая. Мой отец никого не узнал или узнал, но скрыл от меня из-за выводов, которые могут напрашиваться.
– И которых умный наблюдатель, подобный Артуру, избегает, – подхватывает она. – А почему бы вам не подойти поближе?
– Потому что это моя спальня. – При таких словах он скромно улыбается, а она поспешно выбегает из комнаты.
Он уступает ей дорогу, она оглядывается, не зная, куда свернуть. В этих краях она и предпочла бы остаться. Быстро, пока она не передумала, он подводит ее к дверям напротив. Там все смахивает на солидный клуб.
– Мне здесь нравится, – говорит Стефани.
– Мне тоже, – поясняет Андре. – В обычные дни это комната для завтраков, где я предаюсь лени.
– Единственно разумное. – Она уже села. Он ныряет в соседнее кресло. И бросает небрежно:
– Давно не виделись.
– Кто? – спрашивает она. – Я – с вами? Пожалуй. Нынче вечером многое происходит. Позади нас сидят целых три президента.
– Это всего лишь Опера, – бормочет он.
Она, словно бы возражая:
– Всего лишь? Не вздумайте сказать это при наших родителях. – Но разобрать, что она говорит, трудно. Он вынужден перегнуться на ее сторону, словно они поверяют друг другу какие-то тайны. Но ведь у них же нет никаких тайн?
Пусть уж лучше умерят свои голоса три президента, они не без резкости высказываются о новом учреждении искусства, основанию которого все-таки готовы содействовать. На деле каждый выпытывает у двух остальных, какую сумму тот намерен отвалить, чтобы его собственный вклад не походил на злостное уклонение от уплаты налогов.
– Бедные люди, – шепчет молодой человек. Девушка тоже говорит, понизив голос:
– Богатые стараются изо всех сил, чтобы обеднеть. Мы же, напротив…
Он доводит ее фразу до конца:
– Стараемся не разбогатеть.
Она заливисто смеется, он тоже.
Поначалу три бизнесмена принимают их смех на свой счет. Но вот все, что они видят: из-за высоких спинок торчат, как бы перемешавшись, две белокурых гривы. Это более легкая сторона жизни, о чем господа извещают друг друга пожатием плеч и беглой мимикой нежного презрения.
На мгновение они умолкли, и позади двух спинок тоже не доносилось ни звука. Тем слышнее стали дальние звуки в аванзале, в парадной зале и где-то еще.
– Генеральный директор!
Господа то ли подхватили новость, то ли сами ее отыскали.
– Генеральный директор прибыл! – повторили они. – Это уже нечто. Колдовство начинается.
После чего все трое пришли в движение. Андре переждал, затем встал самым решительным образом и поцеловал Стефани в волосы.
– Это уже не в счет, – равнодушно проронила Стефани. – Ты слишком долго собирался.
– Я растягивал радостное предвкушение, – напомнил он.
– Да, предвкушение. – Она подняла к нему лицо. Все оно было залито выражением счастья. Он подумал: «Чем же я это заслужил?» – и увидел, что и она, глядя на него, усомнилась, точно ли ее присутствие дарует ему счастье. Так мал был опыт, которым располагали дети с их красивыми чувствами и с достойными доверия сердцами, когда одно из них – твое собственное.
– Было так хорошо, – вздохнула Стефани, словно один эпизод уже завершился. – Мы намеренно избегали друг друга.
– Да, так оно и есть. Намеренно.
Андре говорил чистую правду, и все же он испугался. «А ну как она спросит меня, где я провел остальное время. Не был ли я случайно в „Кабинете Помпадур“, и если да, то с кем».
Она и впрямь полюбопытствовала:
– А где ты был? В чьем обществе? – Но это не походило на допрос. Она предпочла бы сама признаться ему, как заглядывала в кабинет, и что она там нашла, и что – слава богу – нет.
О главном следовало хранить молчание. Уступая требованиям своей совести, она шла к истине окольными путями.
– А ты слышал? Мелузина вела подозрительно долгие переговоры с Пулайе?
– С Пулайе? – повторил он по виду безучастно. Ах, если б не было у него причин опасаться, что она напутала. – Не такая она женщина, чтобы иметь дела с гангстером, – заверил он Стефани. – Он ведь и на грабеж способен, когда обстоятельства того требуют.
– Вот именно, – согласилась она, все так же со страхом в душе, зато, по крайней мере, вопрос о кабинете отошел на задний план. – У нас в дирекции, помнится, рассказывали, что он где-то совершил ограбление.