– Оставьте ваши цирковые номера! – рявкнул председатель. – Здесь не арена, а Знаменитый Институт. И нас интересуют только усовершенствованные новинки.
– Вам хоть известно, что такое равновесие, молодой человек? – спросил воблообразный.
– Известно.
– Ничего вам не известно. Вы невежда, – отчеканил председатель, Ответьте: может телега стоять на двух колесах?
– Но…
– Может табуретка стоять на двух ножках? – продолжал председатель, не давая возразить.
– Но я этого не говорю… – успел вставить изобретатель, когда председатель на несколько мгновений сделал паузу, чтобы глотнуть квасу из общего жбана, стоящего на столе.
– Нет, говорите! – снова повысил голос председатель. – Более того, у вас выходит, что на такой двуногой табуретке можно спокойно сидеть.
– Но если колеса вращать, а это можно сделать с помощью этих вот штуковин – педалей, то тогда в отличие от табуретки… – начал бледный изобретатель.
– Что тогда? – перебил председатель.
– Велосипед поедет.
Зипунка строчила, не поднимая головы.
– Упасть можно и с телеги на четырех колесах. Так-то, молодой человек, назидательно произнес старичок.
– Мы зря спорим, – сказал молодой человек. – Разрешите мне проехаться перед вами на велосипеде, и тогда увидим, кто прав.
– Какова настырность! – зловеще прошелестели члены комиссии, а златокудрая секретарша куснула кончик пера.
– Будь по-вашему! – сказал вдруг председатель комиссии и хлопнул по столу так, что все вздрогнули, а жбан подскочил на добрый вершок, расплескав квас. Мы пойдем на этот эксперимент. Если он провалится, пеняйте на себя.
Молодой человек, воспрянувший духом, закинул было ногу, намереваясь вскочить в седло велосипеда.
– Верните ногу на место, – прикрикнул председатель. – Эксперимент должен быть поставлен чисто, по всем правилам науки. Мы будем исходить из принципа Галилея, – поднял он вверх палец. – Надеюсь, великий Галилей для вас достаточный авторитет?
– Достаточный, – прошептал изобретатель.
– Отлично, – сказал председатель. – Так и запиши!
Зипунка еще ниже склонилась над протоколом. Гусиное перо скользило по пергаменту так быстро, что звук его напоминал скрип несмазанной телеги – той самой, которая несколько раз упоминалась членами комиссии.
– Давай теперь ты, – обратился председатель к старичку, который все время порывался вскочить.
Тоненькая зипунка, оторвавшись от протокола, хотела что-то сказать, но глянула на изобретателя и промолчала, ограничившись вздохом.
Старичок встал, откашлялся, зашамкал:
– Согласно принципу относительности, недавно сформулированному Галилео Галилеем, безразлично, движется ли река вдоль берега или берег вдоль реки, и потому…
Мне показалось, что зипунка прошептала: «Нельзя же все понимать так буквально».
– Ясно, – прервал его председатель. – Все небось в школе учились. Приступим к делу. Подъем! – скомандовал он и первым вышел из-за стола.
Члены комиссии выстроились председателю в затылок, образовав колонну.
– Садись на свой велосипед, – обратился председатель к молодому человеку. – Только не вздумай двинуться с места. Перемещаться будем мы.
Ошалевший изобретатель взгромоздился на велосипед. Желтое седло жалобно заскрипело.
В тот момент по сигналу своего шефа все двинулись гуськом мимо изобретателя. Последней шла зипунка, искоса сочувственно поглядывавшая на изобретателя.
Каким-то чудом бедняга-изобретатель несколько мгновений удерживался в равновесии, отчаянно поворачивая руль то вправо, то влево, но затем с грохотом рухнул на пол в полном соответствии с законом всемирного тяготения сэра Исаака Ньютона. Хотя закон к тому времени еще не был открыт, но действовал, как я убедился, исправно.
Колонна остановилась.
– Так-то, молодой человек, – назидательно произнес председатель, стоя над поверженным изобретателем. – Теперь вам ясно, кто из нас прав? Изобретатель промычал что-то нечленораздельное, делая попытку подняться.
– А вы не отчаивайтесь, – продолжал вкрадчиво председатель комиссии и протянул изобретателю руку. – Мы вам поможем. Недаром наше знаменитое учреждение призвано совершенствовать технические новинки. Я предлагаю присобачить, а точнее прилошадить, к велосипеду третье колесо.
– Зачем? – простонал молодой человек.
– Машина тем самым получит устойчивость, а вы соавтора, – пояснил председатель.
Изобретатель пнул на прощание ногой свое детище, пулей выскочил из избы, хлопнул дверью.
– Еще один отмучился, болезный, – мелко перекрестила его вслед старушка с механическим колобком.
По решению высокоученой комиссии двухколесный мустанг был выброшен на свалку ввиду его полной практической непригодности… В это время проходил по двору сынишка председателя комиссии. Сорванца заинтересовал странный предмет. Мальчик быстро понял назначение седла и педалей, ибо был от природы смышлен, а кроме того, еще не успел выучить принцип Галилея.
После нескольких неудачных попыток он вскочил в седло и весело покатил по двору, распевая во все горло веселую песенку. Текст ее и музыка, передаваясь от поколения к поколению, почти не изменившись, сохранились до наших дней. Ее может услышать каждый: для этого достаточно включить радио в момент эстрадной передачи.
Но вернемся к велосипеду – удивительному изобретению, с которым явился в комиссию молодой человек.
Судьба изобретения оказалась печальной. Велосипед вследствие неудачных испытаний был захоронен на долгое время. Единственный образец, на котором катался по двору мальчишка, поломался.
Мальчик вырос, выучил принцип Галилея и сменил папашу на его ответственном посту.
Что же касается изобретателя, то в хрониках он больше не упоминался…
Я без происшествий добрался до хронопеда, который спрятал в загородной роще, и благополучно вернулся в свое время. И знаете, что меня больше всего обрадовало: поток велосипедов на улицах и площадях. Теперь я смотрел на них другими глазами…
Потом, хорошо отдохнув – путешествия во времени, как вы знаете, очень утомительны, – я отправился в центральный архив. Теперь я читал протокол заседания зипунской комиссии совсем другими глазами. Снова передо мной на столе лежал старинный пергамент, торопливо исписанный гусиным пером.
Златокудрая зипунка, ведшая протокол, оказалась отчаянно смелой: она занесла в протокол, помимо всего, что происходило перед ее глазами, еще и то, что думает о председателе и членах почтенной комиссии. Увы, под страхом сурового наказания она не имела права голоса и свои мысли могла доверить только пергаменту, который председатель подписывал обычно не читая.
Я перечитывал лист за листом и явственно слышал торопливый шорох гусиного пера, похожий на скрип несмазанной телеги, и передо мной возникало лицо златокудрой зипунки с насмешливыми глазами.
Я до сих пор не забыл эту девушку.