— Я тоже по тебе скучала, — шепчет она. Я пытаюсь проигнорировать облегчение, которое почувствовал после этих слов, но прижимаю ее еще сильнее. — Задаюсь вопросом, может быть, это я что-то сделала не так, может быть, ты что-то от кого-то услышал, раз просто взял и исчез. Мне было необходимо, чтобы ты со мной просто поговорил, — она поднимает голову, ища мои глаза. — Я должна была знать, почему так вышло, — продолжает, когда я ничего не говорю. — Это все, о чем я хотела спросить в тот вечер, когда поехала за тобой.
— Когда? — спрашиваю я, не понимая. Она никогда не приезжала ко мне, насколько я помню. Если бы она сделала так хоть раз, если бы когда-нибудь сказала хоть слово, я бы не смог к ней не приходить. Я ненавидел ее за молчание, и в то же время был благодарен.
— В тот вечер, когда у тебя была встреча с тем придурком, Джорджем, — говорит она медленно, как будто разъясняя ребенку.
И имеет на это все основания, потому что на моем лице наверняка застыло недоумение по поводу того, что она оказалась там из-за меня. Я думал, она следовала за Джорджем, или, возможно, просто увидела, что мы разговариваем и решила подслушать.
Ее признание — последняя вещь, которую я ожидал услышать. Если бы той ночью она за мной не следила, то ее бы здесь не было.
Мы наконец разрываем объятия, и Лейтон идет к двери, где висит ее одежда и моя куртка. Потом продевает руки в рукава атласного халата. На сей раз я могу оценить весь сексуальный комплект. Завязав пояс вокруг талии, она посылает мне еще одну улыбку и выходит из ванной.
— Так это был он? — спрашивает она, когда я выхожу вслед за ней и усаживаюсь на кровать, надевая через голову толстовку.
— Ты о ком?
— О мужчине, которого мы видели вчера. Это был твой дядя? — она присаживается рядом со мной. Потом указывает на пакет из фаст-фуда, который я принес, и морщит носик. — Между прочим, терпеть не могу это место. Я ходила туда только ради Дома, он любитель местных чизбургеров с беконом, — она вздрагивает. — Фу.
Я не могу сдержать смех, хотя разочарован. Я-то был уверен, что она фанатка этого места, так же, как и в том, что я ее хорошо знаю. Вот и результат того, что я потратил всю жизнь притворяясь, будто ненавижу ее.
— Это был не он, — лгу я по непонятной причине, возможно, чтобы убедить в этом себя. — Ты никогда не увидишь, как мой дядя орет или показывает эмоции каким-либо образом. Он непробиваемый.
И по этой причине я с трудом верил своим собственным глазам, когда был свидетелем той сцены вчера вечером. Я никогда не видел его таким прежде.
Но это был он.
Я пытаюсь сдержаться и не начать придумывать сценарии, в которых он что-то от меня скрывает или составляет против меня заговор, но как же это трудно. Он не сможет причинить вред своей плоти и крови, не так ли?
И когда я понимаю, что да, он смог бы, это меня раздирает на части. Независимо от его отстраненности и холодности по отношению ко мне, в глубине души я всегда думал, что он обо мне заботился. Но на кону огромные деньги. И меня пугает сила его власти. Ведь я единственный, кто стоит у него на пути, даже если так не кажется. Я — законный наследник своего отца, а не он.
Но это не имеет смысла. Почему сейчас? И что он выигрывает от того, что я ненавижу Кита и всю его семью, в то время, когда он мог просто избавиться от меня и покончить с этим раз и навсегда?
Я со стоном тру лицо. Понятия не имею, что сейчас происходит, и ненавижу свои сомнения на его счет. Но очевидно, происходит что-то, чего я не знаю.
Лейтон успокаивающе поглаживает мою спину круговыми движениями и целует меня в шею.
— Ты когда-нибудь ненавидел такую жизнь? Когда-нибудь хотел?..
— Что?
— Не знаю, чтобы все было по-другому. Чтобы мы могли убежать…
Ее прерывает стук в дверь. Мы в панике переглядываемся. Я сижу в одних боксерах и толстовке, на ней тоже очень фривольна одежда, под которой ничего нет. Я вскакиваю и хватаю джинсы, одновременно указывая на ванную.
— Запри дверь.
Она кивает и, быстро пробежавшись по комнате, собирает свою одежду, включая ту, которую я дал ей вчера. Потом уходит и закрывается на замок.
Я натягиваю джинсы и несколько секунд сижу, чтобы успокоиться. Раздается еще один удар, заставляя меня подскочить. Я точно знаю, что это не Хэйли: она в любом случае как-то бы сообщила, что это она.
Я медленно подхожу к двери и открываю ее, приняв как можно более непринужденную позу. Дядя окидывает меня с головы до ног каким-то непонятным взглядом.
Что, черт возьми, он здесь делает? Я оглядываюсь на дверь ванной, задаваясь вопросом, заходил ли он сюда прежде, когда вспоминаю, что единственный ключ у меня.
Я отхожу, чтобы пропустить его, надеясь, что он не замечает моего состояния. Вообще-то, я не столько обеспокоен, сколько напуган. Он осматривает комнату, потом переводит взгляд, полный вопросов, на меня.
Я указываю на тот дурацкий пакет с едой, которую она не любит.
— Я принес ей еду.
Он кивает, по-видимому удовлетворенный, и присаживается в кресло. Я неловко устраиваюсь на кровати, понимая, что по ее виду точно понятно, чем мы занимались всю ночь. И когда я осознаю, что он устроил это специально, хочу убить себя за свою глупость.
Стоит лишь показать свое слабое место, и они поймут, куда ударить побольнее.
— Где вы были вчера вечером? — спрашиваю я, надеясь, что это его отвлечет. И попадаю в точку. Он удивленно распахивает глаза, но через секунду его как всегда ледяная маска снова на месте.
— Сложилась чрезвычайная ситуация, — вот и все, что он говорит. Какая чрезвычайная ситуация? Обычно он никогда не вмешивается лично, у него есть люди на все случаи жизни.
Лейтон открывает дверь, одетая в скромную водолазку с длинными рукавами и в какие-то спортивные штаны. Она направляется ко мне, но я качаю головой как можно более незаметно. Тогда Лейтон останавливается и, сложив руки на груди, просто стоит, явно чувствуя себя так же неуютно, как и я.
Это трындец. Более виноватыми мы выглядеть не можем.
Я поднимаюсь и жестом указываю ей присесть, еле слышно прося просто меня послушаться. Не глядя на меня, она делает то, что я прошу.
Дядя переводит взгляд с меня на нее, с легким изумлением на лице. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я его опережаю.
— Мы можем поговорить снаружи? — спрашиваю как можно более спокойно.
Он кивает, и я следую за ним из комнаты, запирая за нами дверь. Потом я посылаю ему нетерпеливый взгляд.
— Что происходит?
Секунду он молчит, а потом произносит слова, переворачивающие мой мир.
— Ты должен знать, что мы перевозим девчонку.
Кто, черт возьми, эти «мы», о которых он говорит? Мое мнение, конечно, никого не интересует. Я смотрю на дядю, и то, о чем я думал ранее, поражает меня подобно удару молнии. Сейчас он не мой союзник и не родственник, он держал меня в неведении; он обесценивает все, что я делаю. И теперь избавляется от Лейтон.
В этот момент я как никогда ясно понимаю, что не хочу ее терять. Я уже не так уверен в необходимости ее убить. Черт, да я знал, что не смогу этого сделать еще когда увидел, как она лежит без сознания на той стоянке, потому что первым моим порывом было ее спасти.
Я люблю ее. И что бы ни случилось, я не позволю ее убить.
— Мы это не обсуждали.
— Что ж, — говорит он, легкомысленно отмахиваясь. — По-моему, вы с ней сблизились больше, чем следовало. Я не хочу, чтобы твои чувства помешали, когда мы так близки к нашей цели. Она — отвлекающий фактор, а мне нужно, чтобы твой ум оставался трезвым. Все просто.
Дерьмо, это значит, что я не буду знать, где она, и что они с ней делают.
Так, время. Я должен знать, сколько у меня времени.
— Вы правы, — говорю я, оставаясь спокойным. — Когда? — «Пожалуйста, не говори, что прямо сейчас.»
— Завтра утром, — я еле сдерживаю вздох облегчения. Он пристально на меня смотрит, как-будто что-то выискивая, но я просто киваю.