Светланка моя к маленькому нашему городку после этих поездок стала относиться слегка презрительно и уже перед одиннадцатым классом чётко заявила:
- Я поеду в столицу! Здесь, мам, сама видишь – ловить нечего. Тут ни замуж не выйти, ни карьеры не построить.
Именно так она и сделала! Она вообще была храбрее меня в жизни и никогда не желала довольствоваться малым. Я гордилась своей малышкой и поддерживала её также, как в своё время делала моя мама. Правда, внука мне пришлось ждать значительно дольше: Светланка не желала рожать до тех пор, пока они не выплатили две трети ипотеки за маленькую трёшку. Муж её, Гриша, такой же понаеха как и она, парнем оказался цепким и работящим. Раз в пару лет я навещала детей и только радовалась тому, что все у них ладно и складно.
А на работе у меня, между тем, сменилось начальство и начались какие-то странные подковёрные игрища, подсиживание и сплетни. Дочь, с которой я поделилась своими заботами, недовольно фыркнула и сообщила:
- Бежала бы, ты мама, из этого болота! Продавай дом пока не поздно и перебирайся к нам. Годик поживёшь с нами, хоть с внуком пообщаешься. Найдёшь здесь работу, возьмёшь ипотеку и спокойно выплатишь, тебе же ещё и пятидесяти нет – молодая совсем. А вцепилась в эту провинцию как древняя старушка – она улыбкой смягчила свои резкие слова.
Возможно, я так бы и сделала, но при очередном годовом медосмотре врачу не понравились мои анализы и он отправил меня на пересдачу. С этого момента и последующие три года я боролась с болезнью с переменным успехом, но так и не выиграла…
***
Я очнулась в чужом мире чувствуя внутренний жар и разбитость всего тела. Только это была совсем не та разбитость, что мучила меня раньше. Не слабость, от которой кружилась голова и тряслись руки, а вполне обычная простудная ломота. Да и само тело оказалось совсем не моим.
Жар быстро спадал и кашель с каждым днём становился все легче, но заговорить я решила только на четвёртые сутки. А до этого два-три раза в день ко мне приходила пышнотелая блондинка, садилась возле моей кровати и, отослав Матильду, мою служанку, начинала сочувствовать:
- Бедная моя сестрёнка! Мне так жаль тебя! Если бы ты знала, как у меня душа болит за твоё здоровье! Болезнь, конечно, никого не красит, но эти круги у тебя под глазами … они просто ужасны! И ты очень сильно исхудала. Тебе обязательно нужно больше кушать, догорая моя. Хочешь, я скажу муттер и она велит приготовить для тебя что-нибудь особенное? У тебя через два месяца свадьба – а ты выглядишь просто ужасно, как бы и вторая твоя свадьба не расстроилась! – она смотрела на меня с улыбкой, как бы показывая, что её слова – просто шутка, но и в интонациях и в замеченной мною мимике невольно прослеживалась пожелание: «Чтоб ты сдохла, дорогая сестрица!».
Я молчала, думая, что это мне только кажется, но дальнейшие события показали мне истину.
Глава 2
Первые мгновения в новом мире стали для меня шоком. Обезболивающие, которые мне кололи, последнее время помогали слабо и я решила, что это какой-то новый вид наркотиков, который и вызвал у меня галлюцинацию. Надо сказать – очень реалистичную галлюцинацию.
Комната с высоким стрельчатым окном, в которое попадали лучи закатного солнца, была мне совершенно не знакома. Белёные стены, по которым тянулся в двух метрах от пола набитый по трафарету рисунок из цветов и листьев, тоже были чужими. Рядом с моей постелью, непривычно узкой и жёсткой, сидела женщина лет сорока в старинном театральном костюме служанки: сером закрытом платье в пол, длинном белоснежном фартуке и нелепом чепце с загнутыми кверху огромными «ушами» и что-то вязала, забавно шевеля губами и считая петли.
Первый раз она не заметила, как я приходила в себя, да и все вокруг показалось мне просто сном. Из реальности я выключилась буквально через несколько минут, так и не успев понять, где нахожусь.
Зато второй раз я пришла в себя на более долгий срок, правда - уже ночью. За высоким окном мелькал лунный свет, иногда перекрывавшийся ветвями дерева. На стене напротив моей кровати располагался небольшой «театр теней»: ветка дерева под порывом ветра то гнулась, освобождая место для лунного света, то почти полностью перекрывала освещение. Я тяжело и натужно закашлялась и та самая женщина, что вязала днём, возникла откуда-то рядом с постелью, тихонько приговаривая:
- А вот сейчас тепленького попьем, госпожа Софи, и станет вам легче… Осподи-осподи, помилуй девицу невинную, нет ведь на ней грехов тяжких...