Речи капрала успокоили меня не слишком сильно и каждый день сидения в комнате казался мне каторжным. Со скуки, и ещё потому, что не могла нанять служанку, я стирала своё бельё сама, обязательно в присутствии Харви. Иначе бесцеремонная тётка опять лезла бы с вопросами. Я с ужасом думала о том, сколько месяцев мне придётся провести вот так, взаперти, никуда не выходя кроме заднего двора дома.
Однако я сильно ошибалась на счёт времени «заточения». Прошло всего восемнадцать дней этой нелепой жизни и однажды утром в мою дверь громко постучали. Капрал Харви громко, не стесняясь, крикнул:
- Госпожа Софи! Открывайте, госпожа!
- Т-с-с… - я испуганно приложила палец к губам и шёпотом выговорила: - Что ты так кричишь?! Какая я тебе госпожа Софи? А если кто-то услышит?!
- А и пускай слышат, – беспечно заявил он. - Сейчас мальчишки на улице кричали, что королевский отряд вошёл в город. Значится, господин граф вскорости здесь будет. Записку-то я в потайное место ещё в первый день положил, он как прочитает – так за вами и явится. Так вы бы, госпожа, принарядились там, ну и всякое другое… Что там ещё женщины на голове делают? – и он смешно покрутил рукой возле собственной макушки, очевидно намекая на дамскую причёску.
На мне было то самое дорожное платье, в котором я путешествовала. Белье чистое, волосы я мыла всего два дня назад, да и вообще, мысль прихорошиться казалась мне какой-то странной. Не ко времени это всё, главное – узнать, как сейчас дела.
Я вышла на крыльцо, пользуясь возможностью не сидеть больше в опостылевшей комнате. Капрал и оба работника запрягали наших коней, торопливо скидывая на телеги сундуки и тюки. Капрал Харви, таща на собственном горбу мешок с остатками зерна для коней, пропыхтел:
- Это чтоб господину ждать не пришлось. Больно уж нудное это занятие - на одном месте сидеть.
От момента, как я узнала новость о возвращении Леона, до момента, пока он подъехал в сопровождение нескольких охранников к нашему дому, прошло не более получаса. Он соскочил с лошади, прошёл ко мне и я, сама не зная почему, ткнулась ему лицом в рубаху и заплакала.
Все же эти дни, когда я пряталась под личной купеческой дочери, боялась разоблачения и вздрагивала от каждого шороха, не прошли даром. Только с появлением мужа я поняла, в какой тревоге жила все это время. Он обхватил меня за плечи, прижал голову к своей груди и, гладя мои волосы, тихо проговорил:
- Ты удивительно мужественная девушка, Софи! Ты вообще – удивительная!
Через несколько минут я успокоилась и заметив хозяйку, с любопытством взирающую на эту сцену через распахнутое окно, сердито отвернулась. Надо же такой бесцеремонной быть! Хоть бы постеснялась глазеть так откровенно!
Один из солдат подал Леону большую корзину, и муж заявил:
- Пойдём, перекусим. Я отправил людей за твоей каретой. Когда её пригонят – нам сообщат.
С появлением Леона в моей комнатёнке стало совсем тесно. Здесь стояли только узкая кровать и маленький столик у окна с одним стулом. Мне пришлось забраться на постель с ногами, иначе второй человек просто не смог бы пройти по этой клетушке.
Леон основательно уселся на стул и начал вытаскивать из корзины совершенно восхитительные вещи: глубокую миску, полную зажаристых маленьких птичек; мягчайший каравай белого хлеба, который немедленно разрезал на крупные ломти; ещё одну большую миску с восхитительно румяными оладьями, щедро политыми мёдом; горшочек масляно-жёлтой густющей сметаны; небольшой кувшин, крышка которого была плотно привязана, но по бокам по темной глине скатывались белые молочные капли и штук пять красных, слегка подвядших яблок.
Я невольно облизнулась, глядя на это богатство. Пока я была сестрой братца Харви, мы разумеется, не голодали, но питались ровно так, как питался бы небогатый купец. Мяса за все дни я не съела ни кусочка, хлеб к столу покупали только чёрный, а основной пищей была безвкусная крупяная похлёбка, единственным украшением которой был жареный лук. Эту самую похлёбку в хозяйской кухне варил один из солдат, изображавший работника. Хозяйка бдительно следила, что именно едят её гости, потому нам приходилось маскироваться.
До прибытия моей кареты я успела уничтожить двух восхитительно хрустящих птичек, пару оладий, пропитанных медовым сиропом и выпить чуть не пол кувшина вкуснейшего молока. Леон с умильной улыбкой смотрел, как я разоряю стол с лакомствами и только пододвигал мне то оладьи, то плошку со сметаной.