- Мама, ты чем-то расстроена?
- Нет-нет, сынок, все хорошо. Я просто не могу смириться с гибелью твоего отца… Ах, мой бедный муж...
Графиня нервно отодвинула тарелку и, приложив к глазам кружевной платочек, быстро покинула трапезную, неловко пробормотав: «Простите меня…»
Глава 44
Госпожа Ильда Ольберг оказалась миловидной и приятной дамой лет тридцати пяти.
Графиня де Эстре лично привела её ко мне утром, сразу после завтрака, представила нас друг другу и предложила попить чаю. Это были уютные дамские посиделки с единственным крошечным минусом: беседу вела только госпожа Аделаида и за эти полчаса за общим столом госпожа Ольберг не произнесла и десятка фраз. Зато графиня всячески расхваливала свою протеже, превознося её достоинства. Сама же госпожа Ольберг ласково и скоромно улыбалась и предпочитала молчать. Только уходя их моих покоев она сообщила, что начнёт свою службу с завтрашнего дня.
***
День выдался достаточно суматошный, графиня водила меня в ткацкий цех, где мне долго и подробно рассказывали о процессе работы. Мне многое не понравилось там. Нет, ткани-то они делали прекрасные, спору нет, но пыль, тусклый свет, шум и скученность...
При мне со станка снимали льняное полотно тонкой выделки, и я поразилась, что такого качества материя может быть сделана вручную.
- Вот, госпожа графиня! Такая ткань пойдёт на рубахи господину графу или его брату. Конечно, для солдат полотно будет попроще. Пойдёмте, ваше сиятельство, я вам покажу…
Тересия Люсор заведовала этой большой и очень шумной комнатой. Вдовая горожанка лет сорока, которая в своё время поставляла ткани в графский замок и славилась как большая умелица, схоронила мужа шесть лет назад и кастелян замка, Эдвин Хофман сманил её в мастерскую. Женщина была простовата, грубовата, но знала столько мелких и важных деталей о собственной работе! Не удивительно, что графиня общалась с ней достаточно уважительно.
За эти несколько часов пребывания в ткацкой, и я успела узнать много любопытных фактов. Мне объяснили, что для хорошего тонкого полотна льняное волокно обязательно нужно тщательнейшим образом вычёсывать не меньше трёх раз…
Графиня де Эстре уже давно удалилась, а я все ещё с удовольствием слушала подробнейший рассказ Тересии и поражалась тому количеству ручного труда, которое вложено в обыкновенный кусок ткани.
***
Для начала лён нужно было посеять. То есть, сперва землю пахали, затем щедро раскидывали семена и появлялось огромное поле, цветущее нежно голубыми цветочками. На этом вся мужская работа над будущей тканью заканчивалась. Всё остальное делали женщины.
Осенью лён собирали. При этом нельзя было использовать косу или серп: такой сбор - стопроцентно ручная работа. Выдернуть из земли стебли нужно было непременно с корнем! Из этих длинных стеблей вязали небольшие снопы, которые оставляли сушиться на поле.
Потом лён относили на молотилку, чтобы удалялись все семена. Именно из этих семян и выжимается льняное масло. Дальше лён отправлялся на «расстил»: аккуратно, стараясь не путать стебли, расстилали по полю, выбирая непременно влажное низинное место. Хорошо было, когда стебли мочились дождем и туманами – будущей ткани это шло на пользу. Поскольку «расстил» происходил всегда осенью, то влаги было достаточно. Таким образом лён отдыхал целый месяц, а дальше его принимались сушить.
- Я ведь сама, госпожа графиня, в деревне уродилась. Так что все эти дела до тонкостев знаю! Это уж опосля я взамуж вышла и в город уехала к мужу, а до замужа сколь я того льна перетеребила! – я слушала Тересию, её спокойный вдумчивый рассказ и наблюдала, как ловко, совершенно машинально, её руки создают полотно.
Высушенный лён, который Тересия назвала «неказистым», несли в мялку. Насколько я поняла, это такое своеобразное приспособление, которое облегчает работу. Делалось оно из нескольких досок и было в каждом доме.
Измятое растение обязательно чистили от остатков кострики. Держать пучки будущих нитей нужно было на весу левой рукой, а правой по нему сильно бить специальным деревянным инструментом который назывался – трепало. Работа эта была очень тяжёлая и грязная.
- Ой, госпожа графиня! За день этак нахлопаешься – и рука отымается, и вокруг все пылью серой покрыто. Лица, хоть платком и прикрывали до самых глаз, а все равно домой возвертались не лучше порося.