Пролог
Венец являлся ему в снах. Башня бесконечной высоты, - ее верхушка теряется среди черноты космоса. Стены башни озарены ярчайшим светом, а у подножия бушует океан зеркальной пыли. Его волны, цвета чистейшей лазури, взмывают вверх и опадают вниз, движимые порывами неощутимого ветра. Они приобретают форму и цвет, различную в глазах каждого, кто смотрит. Физические законы вселенной там не властны, а попасть туда, блуждая тропами снов, способны лишь немногие избранные. В их числе как странники, чьи глаза открыты, разум - чист, а сердца - полны благих намерений, так и раненые душевно несчастные, необратимо поврежденные и опустошенные внутренне. Венец питается их порывами, его сияние искажает пространство и время. Оно манит заблудших, а те слетаются к нему: сновидцы всех миров слетаются к Венцу, - слетаются и погибают, сгорая без остатка в чистом пламени его сияния.
Глава I
Тринадцать лет было Себастьяну, когда Венец впервые приснился ему. В день на кануне той знаменательной ночи родители мальчика опять поссорились. Отец Себастьяна - Феликс Вебер - был коммивояжером, ему в виду особенностей профессии случалось на несколько месяцев пропадать из жизни семейства. Мать Себастьяна - Мария Вебер - была посредственной пианисткой, которая предпочла в свое время семейную жизнь известности, впрочем, зная, что никогда не сравнится в искусности с теми виртуозами, на которых равнялась. Как часто любил говорить Марии один из первых ее учителей музыки (почему-то запомнившийся Марии лучше других) - Герхард Мюллер, - Хорошо, даже безукоризненно, но!.. Увы, в вашей игре, Мария, нет души, понимаете? Вы слишком сдержаны, - слишком холодны, ох и намучается же с вами кто-нибудь... Старый Мюллер был прав в свое время, к несчастью для мужа Марии и ее детей.
Мужчины часто не обращают внимания на недостатки своих избранниц, склонны не замечать их до поры до времени. Чаще всего к моменту, когда они начинают наконец осознавать во что ввязались, плод уже созревает в округлившемся животике, а милый ангел превращается вдруг в демона. В редчайших случаях это проходит вместе с беременностью, как побочный ее симптом, в основном - нет. Большинство женщин знают об особенностях характера некоторых мужчин, - знают об их склонности становиться пленниками собственных предрассудков и иллюзий. Знают и пользуются этим своим превосходством над ними по чем зря. Вот так и Мария воспользовалась в свое время. Она, впрочем, была далеко не из тех хитрых и ушлых женщин, которые своими успехами на данном поприще еще и гордятся, и в противоположность им даже по-своему страдала от себя же.
Уже с первых лет брака начались их с мужем ссоры, которые не прекращались во всю дальнейшую совместную жизнь. К моменту рождения Себастьяна - третьего сына и четвертого ребенка в семье - ссоры эти достигли апогея. Так что Феликсу было в буквальном смысле слова тяжело возвращаться домой, даже после длительных разъездов. Что примечательно, положение в доме лишь подстегнуло развитие карьеры отца семейства: нескончаемые ссоры вынуждали Феликса соглашаться на все предложения о командировках от руководства торговой компании, в которой он работал. Ему пророчили светлое будущее, а в скором времени обещали повышение. Повышения этого Феликс боялся и не знал, как ему быть: с одной стороны, повышение сулило ему большую выгоду, с другой - согласится на него значило привязать себя к месту в главном офисе конторы, то есть постоянно жить дома в обществе назойливой жены и шумных детей.
У иных семей, живущих на той же улице, что и семья Веберов, детей было в два раза меньше. Мария же оказалась крайне плодовитой женщиной в этом смысле (и только в нем, к сожалению). Первых двух своих детей - Манфреда и Ганса - Мария холила и лелеяла, однако к моменту рождения дочери - Белинды, любовь Марии к своим чадам, казалось, исчерпалась. Почему-то к новорожденной девочке у нее изначально сложилось крайне предвзятое и необычное отношение, - не такое, как у других матерей. И в особенности тех многодетных матерей, к которым девочка приходит поздно, а они, устав от противных сыновей и их выходок, только и рады таким приятным хлопотам и возможности вырастить из дочери себе подругу, а в старости - подспорье. Впрочем, получается это у них далеко не всегда. Но, возвращаясь к истории Марии, следует отметить, что та даже и не пыталась склонить на свою сторону дочь. Она после третьих родов как-то полностью замкнулась в себе и отстранилась от воспитания детей и домовых забот, перепоручив все это Эльзе, гувернантке и экономке. Происходила Эльза из древнего, но обедневшего дворянского рода, что объединяло ее с Марией, а также служило гарантом ее образования, и, как следствие всего этого, а также некоторых других обстоятельств, обеспечило ей работу в доме семейства Веберов.
Старшие сыновья не любили Эльзу, а за глаза частенько называли ее, к примеру, сухой воблой, или по-другому, но в том же ключе. Себастьян - тот и вовсе боялся Эльзу. И совершенно особые отношения сложились с гувернанткой у Белинды, которой Эльза заменила мать. Девочка ей во всем подражала, начиная от манеры вести себя в обществе и заканчивая внешним видом. Белинда даже волосы свои собирала в пучок, подражая гувернантке, при том что у Эльзы волосы были далеко не так хороши, а собирала она их в пучок только если из практичности и по необходимости. Сама же Белинда от природы обладала прекрасными златыми кудрями, - цвет волос, как и мягкие, утонченные черты лица, девочка унаследовала от отца. Вполне возможно, что именно эта поразительная схожесть с отцом и отпугнула от Белинды Марию. С годами мать и дочь все больше отдалялись друг от друга. Зато с отцом у девочки всегда ладилось в те редкие дни, когда Феликс бывал дома.
И тот день тоже выдался таким. Тот день был днем отъезда Феликса и как обычно вся семья собралась в зале, чтобы в последний раз увидеться с патриархом перед долгой разлукой. Мария сидела в кресле и старательно делала вид, что ее отъезд мужа совершенно не заботит. В одной руке она держала чашку с давно остывшим чаем, во второй - книгу. Волосы Марии были уложены наспех. Она в последнее время почти перестала заботится о себе и покидать родные стены. Куда больше чем собственный внешний вид и даже отъезд мужа, Марию заботило то, куда опять запропастились ее старшие сыновья. Не то чтобы она волновалась именно за мальчиков, скорее переживала как бы те не влипли в очередные неприятности, что было их любимым делом.
Белинда взялась обыскать дом, но по итогу вернулась ни с чем, - Манфреда и Ганса нигде не было. Так уж повелось у неразлучной парочки, что куда бы Манфред не отправился, Ганс всюду следовал за ним. Что бы Манфред не делал, Ганс повторял за братом. И хотя разница между мальчиками составляла всего два с лишним года, Ганс и подумать не мог о том, чтобы хоть в чем-нибудь ослушаться Манфреда. Надо ли говорить, что Себастьян в свои тринадцать лет в их компанию совершенно не вписывался. Старшие братья над ним чаще насмехались, чем позволяли быть при себе.
Теперь Себастьян сидел на полу и играл в оловянные солдатики, слушая на фоне музицирование сестры. Белинда же сидела за фортепьяно и наигрывала очередную сонату, из тех, что разучивала под руководством Эльзы. Самой гувернантки сейчас в комнате не было и только потому девочка позволила себе играть сырой для нее материал без учительницы. Мария, слушая знакомую для нее композицию, недовольно морщилась в моменты запинок дочери. Когда Белинда сбивалась, чашка в руке Марии едва заметно вздрагивала. Со стороны это смотрелось так, будто она хотела сейчас бросить чтение, подойти к дочери и показать ей как надо данное произведение играть. Как бы то ни было на самом деле, каждый раз Мария сдерживала себя и продолжала читать, или делать вид, что читает. Зато, когда какой-нибудь пассаж давался Белинде особенно хорошо, мать напротив - едва заметно улыбалась, а на лице ее даже возникала тень гордости. Она, впрочем, ни на миг не оставляла чтения. При том, что читала Мария с такой рассеянностью, что вскоре после того, как страница переворачивалась, она забывала ее содержание. На краткий миг в гостиной Веберов воцарилась семейная идиллия.