Смог в небе понемногу начал расползаться, в нем образовались дыры. Прорехами в смоге не преминули воспользовались лучи света, прошмыгнув вниз и разбившись о мостовую. Всего известно три луны, раньше, возможно, было больше. В ту ночь на небосвод взошла Нут, но свет ее был иным. Обычно цвета лазури в ту ночь он блистал перламутром. Он изливался дождем жемчуга. Словно звезды падали с небес и прыгали по мостовой, катились, рассыпаясь на мельчайшие искорки и частицы звездной пыли. Даже свет фонарей преобразился, сделался ослепительно ярким, будто звезды были заключены внутри мутного стекла, как бабочки в склепе ладоней. Свет и тьма, низменное и волшебное, - все перемешалось в ту ночь. Себастьян никогда не видел ничего подобного, и никто из простых смертных не видел, только жители Лазурной долины на Празднике урожая каждый год, но и они к утру забывали. Такая сказка не для глаз человеческих, она происходит за пределами узкого кругозора людей, а когда даже крохотный лучик сказки выглядывает из-под завесы шаблона происходит нечто неописуемое, невыразимое, идущее вразрез с законами мира, прямо как то, что происходило теперь.
- Время! - гаркнул кот, вдавливая одну из кнопок на часах. Циферблат отскочил в сторону, а стеклышко, покрывавшее его, распалось на множество линз разного размера, которые затем поднялись вверх и выстроились башенкой, образовав конус. - Полезай! - скомандовал кот и распахнул пасть. Челюсть его отвисла до уровня мостовой, язык выкатился, как ковровая дорожка. Голубь сглотнул и неспешно приблизился к коту, занес одну лапу над зубами (он не носил туфель, как его напарник, и имел ноги, как у голубя, с небольшими, но острыми коготками). - Пошевеливайся! - рыкнул кот, его голос изменился, теперь за обликом кота скрывался разъяренный лев. Голубь только отступил от его рыка и замер в метре, его тело сковал страх. Тогда кот сам набросился на напарника, разинув пасть еще шире и проглотив голубя целиком за раз. Затем он с натугой закатал язык за губу, оторвал нижнюю челюсть от мостовой, и чудесным образом вернулся к своим прежним размерам. Отряхнувшись, кот взобрался на футляр с Эльзой, и поднял часы вверх. Спустя мгновение яркая вспышка озарила улицу, вобрав в себя весь свет, что уже был там прежде, и все немногие остатки тени, которые еще прятались в щелях между камнями мостовой. Кот исчез и футляр исчез, улица исчезла, а Себастьян отпрянул от окна, прикрыв глаза рукой. Когда же через несколько секунд он рискнул выглянуть опять в окно, на улице была ночь и только носовой платок остался лежать на том месте, где раньше находились гости и футляр.
Одев ботинки наспех и даже не зашнуровав их толком, Себастьян бросился к выходу из дома. Лишь на мгновение он замер на краю первой ступеньки лестницы, ведущей со второго этажа, едва не свалившись вниз; Секунду послушал, а убедившись, что никто из домашних так и не проснулся, мальчик продолжил движение. В коридоре на первом этаже, на полу в одном месте обнаружилась едва заметная царапина - след от футляра. В остальном же пол был цел и ничто в коридоре более не выглядело тронутым, но и этой царапины с лихвой хватит на небольшую утреннюю истерику. По утру Мария непременно увидит ее и свалит вину на детей, после чего кто-то обязательно понесет наказание. Скорее всего тот, кто будет отнекиваться пуще прочих, или лгать недостаточно умело, так или иначе Манфреду ничего не грозит.
На улице воздух не пах озоном и волшебством ничуточки не пах. Фонари опять горели тускло, а небо вновь потемнело и выглядело теперь, как одна большая клякса чернил, растекшаяся на весь небосвод. Себастьян вышел на середину дороги. Ему не верилось, что еще мгновение назад здесь происходило то, что происходило. И тем не менее мальчик видел это что-то собственными глазами, слышал ушами, чувствовал это кожей, вдыхал этот запах неизвестного, который фактически ничем не отличим от запаха обыкновенного, но подкрепленный необычными ощущениями прочих органов чувств, приобретает свойства, делающие его столь уникальным и исключительным. Памятные воспоминания, - воспоминания для человека по-настоящему ценные - не исчерпываются одним только зрением: неподвижной картинкой, с годами выцветающей и лишающейся своей привлекательности. Они существуют дольше памяти и остаются с человеком даже после того, как совсем забудутся; даже после этого продолжают влиять на его судьбу и на судьбы его окружения. А так как окружение состоит из людей, и все люди, входящие в окружение, имеют за плечами свой багаж памяти, можно с полной уверенностью утверждать, что воспоминания влияют не только на жизнь отдельных представителей общества, но и на все общество разом. Они тонут в патоке впечатлений, хороших и плохих, и чем больше времени проходит, тем глубже погружаются в нее. И чем воспоминание ярче горит, тем медленнее оно тонет, но все воспоминания тонут в конечном итоге. Однако, у всех воспоминаний остается шанс вновь загореться, будь то порыв ностальгии по прошлому или некое новое событие, напомнившее о давно забытом старом времени. Есть также вещи - этакие якоря, служащие одновременно и поводом вспомнить и непосредственно окном в прошлое, случайно ставшие таковым, или специально созданные для этих целей. За якоря утопающие воспоминания цепляются, а затем взбираются вверх по цепи, прикрепленной к ним, пока не достигнут поверхности, где еще какое-то время (обычно это краткий миг) мелькают поплавком, а потом идут ко дну снова. Всплывают другие поплавки. И в пересчете на человечество - это огромный океан опыта, в котором с каждым поколением лишь прибывает вод. Все меньше остается островков суши и узких полос земли, разделяющих воды, пока со временем не останется народов, или память всех народов не сольется в один океан, что, впрочем, равносильно забвению для множества и началу всего.
Впоследствии таким вот якорем стал для мальчика платок. Батистовый он лежал на дороге и манил Себастьяна к себе. Ради него мальчик вышел на улицу, не оставь гость платок, он, скорее всего, улегся бы обратно в постель и тихо плакал бы, прежде чем провалиться в сон без памяти от усталости, а к утру что-то бы изменилось и ничего из того, что случилось потом, не случилось бы. Но получилось то, что получилось.
Итак, платок лежал себе спокойно, пока Себастьян медленно и нерешительно приближался к нему. Он тогда вспомнил кое-что из того, о чем писал "К". В частности, вспомнил наставления автора юным исследователям. "Будьте крайне осторожны, дорогие мои, - писал "К", - когда дело доходит до постижения чего-то наукой еще неизведанного, а посему таящего в себе потенциальную угрозу; многие известные исследователи в свое время лишись конечностей и жизней, пытаясь прикоснуться к тому, что для прикосновений не предназначено." Имен конкретных исследователей "К" не называл, конечно, но мальчик ему верил и вел себя с платком крайне осторожно, - в конце концов вдруг это такой способ устранить неспящего?
Когда мальчик оказался на расстоянии шести шагов от платка, тот вдруг взвился в воздух и отлетел на несколько метров от него. Тогда Себастьян остановился, подумал и вновь сократил расстояние - ситуация с платком повторилась. Все то время, пока мальчик за ним бегал, платок находился в свете фонарей и не покидал его пределов. Стоило платку приблизиться к черте света и тьмы, как тут же невидимый, неощутимый ветер его заворачивал и возвращал к свету.