Симпсон внимательно и смущенно слушал. Когда Магор остановился, он едва заметно вздрогнул и огляделся. Все было по-прежнему. Сад внизу дышал темнотой, сквозь стеклянную дверь видать было полуосвещенную столовую, а в глубине, сквозь другую открытую дверь, яркий уголок гостиной и три фигуры, играющие в карты, Какие странные вещи говорил Магор!..
- Понимаете, - продолжал он, стряхивая слоистый пепел, - еще бы мгновение, и картина засосала бы меня навсегда. Я ушел бы в ее глубину, жил бы в ее пейзаже, а не то, ослабев от ужаса и не в силах ни вернуться в мир, ни углубиться в новую область, застыл бы написанным на полотне, в виде того анахронизма, о котором говорил Франк. Но, несмотря на опасность, я вновь и вновь поддавался соблазну... А, мой друг, я влюблен в Мадонн!' Помню первое мое увлечение - Мадонну в голубой короне, нежного Рафаэля... За ней, в отдалении, у колонн стоят двое и мирно беседуют. Я подслушал их разговор. Они говорили о стоимости какого-то кинжала... Но самая прелестная из всех Мадонн принадлежит кисти Бернардо Луини3. Во всех его творениях есть тишина и нежность озера, на берегу которого он родился, - Лаго Маджиоре. Нежнейший мастер... Из имени его даже создали новое прилагательное - "luinesco". У лучшей его Мадонны длинные, ласково опущенные глаза; ее одежда в голубовато-алых, в туманно-оранжевых оттенках. Вокруг чела легкий газ, волнистая дымка, и такою же дымкой обвит ее рыжеватый младенец. Он поднимает к ней бледное яблоко, она смотрит на него, опустив нежные, продолговатые очи... Луиниевские очи... Боже мой, как я целовал их...
Магор замолк, и мечтательная улыбка тронула его тонкие губы, освещенные огнем сигары. Симпсон затаил дыхание, и ему казалось, как давеча, что он медленно плывет в ночь.
- Бывали неприятности, - продолжал Магор, кашлянув. - У меня разболелись почки после чаши крепкого сидра, которым меня однажды угостила дебелая вакханка Рубенса, а на желтом туманном катке одного из голландцев я так простудился, что целый месяц кашлял и харкал мокротой. Вот что бывает, господин Симпсон.
Магор скрипнул креслом, встал, оправляя жилет.
- Заговорился я, - сухо заметил он. - Пора спать. Они Бог знает как долго еще будут хлопать картами. Я пойду, спокойной ночи...
Он прошел через столовую в гостиную и, кивнув на ходу играющим, скрылся в отдаленных тенях. Симпсон остался один на своей балюстраде. В ушах у него звенел тонкий голос Магора. Великолепная звездная ночь подступала к самому балкону, неподвижны были бархатные громады черных дерев. Сквозь двери за полосой темноты он видел розовую лампу в гостиной, стол, нарумяненные светом лица играющих. Вот полковник встал. Встал и Франк. Издали, словно в телефон, донесся голос полковника:
- Я старый человек, я ложусь рано. Спокойной ночи, госпожа Магор...
И смеющийся голос Морийн:
- Я тоже сейчас пойду. А то муж будет сердиться...
Симпсон слышал, как в глубине закрылась дверь за полковником - и тогда случилась невероятная вещь. Из темноты своей он видел, как Морийн и Франк, оставшиеся одни, - там, далеко, в провале мягкого света,- скользнули друг к другу, как Морийн откинула голову и откидывала ее все ниже назад под сильным и долгим поцелуем Франка. Потом, подхватив упавший мех и взъерошив Франку волосы, она скрылась в глубину, мягко хлопнув дверью, Франк, улыбаясь, пригладил волосы, засунул руки в карманы и, посвистывая тихо, пошел через столовую к балкону. Симпсон был до того потрясен, что застыл, вцепившись пальцами в перила, и с ужасом глядел, как близится сквозь стеклянный блеск белый вырез, черное плечо. Франк, выйдя на балкон и увидя в темноте фигуру приятеля, чуть вздрогнул и закусил губы.
Симпсон неловко сполз с перила. Ноги у него дрожали. Он сделал героическое усилие:
- Чудесная ночь. Мы тут с Магором болтали.
Франк спокойно сказал:
- Он много врет - Магор. Впрочем, когда он разойдется, то послушать его не мешает.
- Да, очень любопытно... - слабо поддержал Симпсон.
- Это Большая Медведица, - сказал Франк и зевнул, не открывая рта. Потом добавил ровным голосом: - Я, конечно, знаю, что ты совершенный джентльмен, Симпсон.
4
Утром забусил, замерцал, протянулся бледными нитями по темному фону лиственных глубин мелкий и теплый дождь. К утреннему завтраку явились только трое - сперва полковник и вялый, бледный Симпсон, затем Франк свежий, чистый, до лоску выбритый, с простодушной улыбкой на слишком тонких губах.
Полковник был сильно не в духе: накануне, во время бриджа, он кое-что заметил, а именно: быстро нагнувшись под стол за упавшей картой, он заметил, что Франк прижался коленом к колену Морийн, Это нужно было прекратить немедленно. Полковник уже некоторое время догадывался, что есть что-то неладное. Недаром Франк рванулся в Рим, где всегда весной бывали Магоры. Пускай сын его делает что хочет - но здесь, в доме, в родовом замке, допустить... нет, надо принять тотчас же самые резкие меры.
Неудовольствие полковника гибельно влияло на Симпсона. Ему казалось, что хозяин тяготится его присутствием, и он не знал, о чем говорить. Только Франк был, как всегда, спокойно весел, блестел зубами, вкусно грыз горячие гренки, смазанные апельсиновым вареньем.
Когда допили кофе, полковник закурил трубку и встал.
- Ты хотел посмотреть новую машину, Франк? Пойдем в гараж. При этом дожде все равно ничего нельзя делать...
Потом, почувствовав, что бедный Симпсон нравственно повис в воздухе, полковник добавил:
- Тут у меня несколько хороших книг, мой дорогой Симпсон. Если вам угодно...
Симпсон встрепенулся и стащил с полки какой-то большой красный том: он оказался "Ветеринарным вестником" за 1895 год,
- Мне нужно два слова тебе сказать, - начал полковник, когда он и Франк, напялив хрустящие макинтоши, вышли в туман дождя.
Франк быстро взглянул на отца.
"Как бы это сказать", - подумал полковник, пыхтя трубкой.
- Слушай, Франк, - решился он, и мокрый гравий сочнее зашуршал под его подошвами. - Мне стало известно, все равно как, - или, проще говоря, я заметил, - э, к черту! Вот что, Франк, какие у тебя отношения с женой Магора?
Франк тихо и холодно ответил:
- Я предпочел бы с тобой об этом не говорить, отец. - Про себя же злобно подумал: "Однако, - скотина какая - донес!"
- Я, разумеется, не могу требовать, - начал полковник и осекся. В теннисе, при первом неудачном ударе, он еще умел сдерживаться.
- Хорошо бы починить этот мостик, - заметил Франк, стукнув каблуком по гнилой балке.
- К черту мост! - сказал полковник. Это был второй промах, и на лбу у него надулась гневная ижица жил.
Шофер, гремевший ведрами у ворот гаража, увидя хозяина, стянул свой клетчатый картуз. Это был маленький плотный человек с подстриженными желтыми усиками.
- Доброе утро, сэр, - мягко сказал он и плечом отодвинул крыло ворот. В полутьме, откуда пахнуло бензином и кожей, поблескивал громадный черный, совершенно новый "Роллс-Ройс".