– Иди!
Казалось, иного выхода, кроме как подчиниться, у меня не было.
Через два с половиной часа я проснулась от запаха еды и звяканья сковородок. Моей памяти потребовалось несколько секунд, чтобы восстановить события последних часов.
Этот мужчина все еще здесь.
Я закрылась в крошечной ванной и стояла под душем столько, сколько, по моим расчетам, ему бы потребовалось, чтобы уйти, вспоминая нашу утреннюю встречу, пока втирала шампунь в голову. Просто поразительная наглость! Он уже подумал, что я готова занять место Джоди и в квартире, и в постели. «Мерзкий тип, – бормотала я про себя. – Так беспардонно!» Я вспомнила строчку из письма Джоди: «Если 15 венгров не попытались накинуться на тебя за час до посадки, проверь, все ли с тобой в норме». Я фыркнула, смывая пену с глаз. «Если ты хочешь, чтобы мужик раз и навсегда оставил тебя в покое, скажи ему, что ты беременна от Чака Норриса. Мягкость не сработает». Я подумала о недоверии Яноша к моему нежеланию прыгать в его койку и снова фыркнула.
К тому времени как я вышла из душа и оделась, аромат с кухни был уж слишком соблазнительным, чтобы устоять, и предвкушение холестерина увлекло меня в другую комнату. Янош, стоя ко мне спиной, взбивал яйца в небольшом сотейнике. Не знаю, когда он успел забрать одежду, вероятно, он потихоньку заходил в комнату, пока я спала, фу, – но он был лишь наполовину одет, на нем были джинсы, ремень и больше ничего. Он не услышал, как я вошла, поэтому я быстренько оценила его вид сзади: изгибающиеся лопатки и рельефные мышцы спины. У него была татуировка – какая-то птица – на ключице, как раз там, где заканчивались волосы. Как я ни старалась не смотреть на его задницу, это не помогло. Ей явно было тесно в этих джинсах, и этот вид стоило запомнить и воскресить в памяти в более подходящий момент.
Он поднял сотейник и выложил омлет сначала на одну тарелку, потом – на другую, так что он лег вдоль чего-то, что там уже лежало.
Не оборачиваясь, он спросил:
– Тебе нравится то, что ты видишь?
Я сдержала тревожный вскрик, вызванный тем, что меня заметили, и попробовала вновь взять контроль над ситуацией:
– Омлет? Да, мило.
– Не омлет, – сказал он. – Ты рассматривала мою задницу, нравится?
– Я не… ничего такого, – возразила я, но прозвучало это уж слишком неубедительно, чтобы продолжать – вместо этого я робко подошла к столешнице и уставилась на тарелку.
– Что это?
– Лечо, – ответил он, но я не была таким уж знатоком, так что он пояснил: – Мы любим на завтрак. Лук, перец, помидоры, готовятся с сахаром, солью и паприкой, пока не станут мягкими. Потом мы добавляем яйца, понятно?
– Пахнет аппетитно.
– Спасибо. Садись. Я принесу кофе.
Как только я села, он поставил мне под нос тарелку и крошечную чашку очень крепкого кофе, а сам сел напротив.
– Полезнее, чем жареное, – сказала я, пробуя еду.
Блюдо оказалось очень вкусным, а повар весьма умелым. Я посмотрела на него: весь взъерошенный, татуированный, мускулистый и красивый. Я преждевременно выпихнула его из кровати. Как на меня не похоже. Я напомнила себе, что он заносчивый и высокомерный. И что же еще? Ах, да, я же в депрессии из-за неудачного романа. Ну, отлично. Держись от него подальше, Руби.
– Полезно, – сказал он, не спеша пережевывая. – Нетипичная венгерская еда. Много жира.
– Но у тебя нет ни грамма жира, – не сдержалась я.
– Грамма? – Но он меня понял, о чем свидетельствовала его дьявольская ухмылка.
– Ты не выглядишь толстым, – пробормотала я.
– Спасибо, – он отпил кофе. – Тебе нравится мое тело?
Я готова была прыгнуть прямо в его объятия, это было очевидно.
– Я имела в виду, что ты выглядишь здоровым.
Он наклонился ко мне, опершись на локоть, опустил голову, глядя прямо в глаза.
– Я здоров, – сказал он. – Ты здорова. Мы можем быть здоровыми вдвоем.
Не знаю, что он хотел сказать, но прозвучало это вульгарно. Я догадывалась, что он меня не в свой тренажерный зал приглашает.
– Ну… я приехала сюда, чтобы побыть одной, – произнесла я в надежде, что для него это прозвучит более убедительно, чем для меня. – Подумать.
Он убрал руку со стола, и я застыла, не в силах пошевелиться, пока он убирал мокрый локон с моего лба. Я не смогла высушить волосы феном, потому что забыла, что в Венгрии другие розетки.
– Твои глаза… они грустные, – сказал он, – у тебя грустные мысли.
– Со мной все в порядке, – в моем голосе слышалась напряженность. – Просто хочу побыть одна.
К моему ужасу еда, которую я только что проглотила, застряла в горле, и на глазах выступили слезы.
– Ну вот… – Янош в один миг встал, обошел стол, наклонился ко мне, гладя меня по плечу и прижимая мое лицо к своей шее. – Ну.