— Кис-кис, — шепотом позвал Яни.
Пестрая кошка спрыгнула на мозаичный пол веранды, потерлась головой, бочком о ноги Яни Цомпо мурлыча, обошла вокруг него.
— Дора… Пестрая Дора, — сказал Яни Цомпо и с высоты веранды, залитой солнцем, стал смотреть на зеркало Балатона. Ему еще не приходилось видеть озеро с такой высоты. Самолет, сбитый прошлой осенью зенитными орудиями, уже оттаял ото льда. Тяжелый серебристый корпус лизали зеленые волны. А та его часть, что находилась под водой, смутно поблескивала, словно старинный клад, о котором с давних пор рассказывают легенды. Возле хвоста болтался какой-то белый мешок. Он мягко опадал, затем надувался и снова опадал… «Что там такое?.. Резиновая лодка?.. И совсем недалеко… Метров сто или сто пятьдесят… Пожалуй, сто от зарослей камыша…» — думал Яни Цомпо и продолжал всматриваться в залив и берег, у которого тающий лед громоздился волноломом. На дне залива лежало два затонувших судна. С высоты смутно угадывались их мачты и тускло блестели металлические части. В камышах темнели подбитые танки-амфибии, а под садами и огородами — брошенные траншеи. Взгляд Яни Цомпо скользил по зигзагу окопа, и тут он заметил очень худого человека. Нагнувшись, человек что-то искал под кустами. Потом выпрямился и повернулся к вилле «Теймел». Лицо Яни Цомпо прояснилось. В кустах стоял Ференц Кордей, парнишка-полуцыган. Яни Цомпо замахал ему с веранды.
Кордей нерешительно приблизился к вилле «Теймел». Когда он вошел в залитую светом комнату, брови его дернулись.
— И банкиры уехали?
— Еще в феврале. С тех пор тут только немцы были да прачки, — сказал Яни Цомпо, но почему-то вздрогнул и оглянулся.
— Чего ты? — спросил Кордей и бочком отступил к лестнице.
— Не знаю… Немцы все ушли?
— Все… Еще ночью… Тут теперь только русские.
— Где они?
— Тут где-то… Озеро обошли. В садах полно листовок. Глянь-ка, чего пишут…
Яни Цомпо уставился на желтоватую грязную бумажку. Потом громко по слогам прочел текст:
— Ес-ли… хо-чешь… жить… пе-ре-се-ляй-ся… из под-ва-лов, на-во-ди по-ря-док, ра-бо-тай! Вен-гер-ская ком-му-ни-сти-чес-ка-я… пар-тия…
— Эту погляди, тут больше написано, — Ферко Кордей протянул красную бумажку.
— Нуж-но… о-то-брать по-месть-я… у из-мен-ни-ков… ро-ди-ны, ни-ла-шист-ских гла-ва-рей, фолькс-бун-дов-цев… во-ен-ных… пре-ступ-ни-ков!.. Не щади-те… из-мен-ни-ков… ро-ди-ны!.. — прочел по слогам Цомпо.
— Посмотришь, Яни, и нам наделят…
— Чего наделят?
— Землицы и деньжат. Твой-то хозяин, Теймел этот, тоже из таких.
— Господин Теймел?
— Из таких он, точно!.. Давай заберем себе сад! А русские потом его нам припишут…
— А если господа Теймелы вернутся?
— Сюда?.. Да тут теперь коммунизм будет!.. Всех господ перевешают… А добро их нам отдадут. Теперь мы чего захотим, то и будем делать. Кто потребует, землицу получит, кто пожелает, может хоть в пожарники пойти… Ах, черт побери, до чего ж есть охота! Консервов не осталось?
— Я и сам еще не ел…
Кордей открыл один шкаф, обыскал полки. Нашел две коробки сигар и бутылку спиртного.
— Банкирские сигары, глянь… И ром ихний…
— А если господин Теймел не изменник родины, я место потеряю.
Кордей распахнул дверцу гардероба.
— Глянь-ка… Какие шкафы здоровенные! В них даже спать можно. Только еще перину подстелить. Мягко, тепло, как в гнезде. Может, это и не шкаф вовсе? А тут чего, Цомпо?
Яни тоже заглянул в глубину гардероба, потом в другой шкаф, третий, и вскоре они с Ферко открывали дверцы шкафов, выдвигали ящики, стараясь опередить друг друга. На полках и в ящиках они нашли несколько банок венгерских консервов и пять немецких.