— Консервы у солдат что надо! — сказал Кордей.
Цомпо кивнул головой. Они ели, чавкая, лениво щурились от солнца. Кошки пронзительно мяукали у их ног…
На веранде они закурили по сигаре и уселись в плетеные кресла.
— А небо какое огромное! Никогда не думал, что оно такое, — удивился Яни Цомпо.
— Господа отсюда ух и далеко ж видели… Ты чего не куришь?
— Вонючая она, сигара эта.
— Вонючая?.. Господская-то сигара?.. Сам ты вонючий! А ну, дай-ка сюда… Я ее разрежу и самокрутки сделаю… Бумага у меня есть, в садах набрал, на пару недель хватит… Ну, давай сигару-то. Вот так… У меня уж цельный склад…
— А это чего у тебя желтое?
— Листовка. Это все листовки. Их полно в траншеях да камышах. Прочтешь?
Яни Цомпо, моргая, долго разглядывал желтую листовку, потом медленно, по слогам, начал:
— Про-го-ним нем-цев! Вен-гры… к о-ру-жи-ю! Всту-пай-те в но-ву-ю… на-ци-о-наль-ну-ю… ар-ми-ю!
— Ну, говорил я тебе! Можем и в солдаты пойти. Как захотим, так и сделаем. Ежели в армию вступим, обмундирование получим и довольствие, какое положено. К примеру, завтра вступим, а ко дню святого Георгия офицерами воротимся.
— Мы-то?
— А чего… Можем и офицерами стать, а можем землицу занять. Хоть цельный хольд, а то и два. Хозяевами станем! В селе все зарятся на землю-то. Того и ждут, чтоб русские пришли, а там и поделят… И в путевые обходчики можно двинуть… Там тоже обмундирование дают и еще землю вдоль насыпи.
— Лучше бы в армию.
— Ну и вступим… Хоть завтра… Пойдем в город и вступим… Обмундирование дадут и довольствие всякое, какое положено… Автоматы у нас будут, настоящими воинами станем… Прогоним немцев, а ко дню святого Георгия домой воротимся за своей долей.
— И дома долю получим?
— А как же… Ежели в армию вступим, нам двойная доля положена… А тебе аж три доли — за отца еще дадут.
— Пойдем завтра в город…
— Пойдем. В офицеры… Ежели утром двинемся, к полудню доберемся. На дороге у виллы и повстречаемся… Ладно? Где зенитки стояли… А эти три банки консервов и ром я с собой заберу. Тебе тут еще осталось, — сказал Ференц Кордей, погасил сигару о крашеные белилами железные перила и положил ее в карман.
Яни не находил себе места на вилле «Теймел». Когда Ферко Кордей ушел, Яни решил поспать у себя в каморке до полудня, а может, и дольше. Он даже спустился в подвал, растянулся на широкой, удобной постели, но ему не лежалось. Он думал о сияющей дали, огромном густо-синем небе, которое видел с веранды. Яни встал и пошел в господские комнаты. Потрогал обивку на мебели, фарфоровые фигурки, ощупал странные шероховатые бугорки на картинах. Прошло часа два, пока он добрался до позолоченной солнцем веранды. Плетенные из камыша кресла, перила, бирюзовые шашечки каменного пола — все сияло. Здесь, наверху, было тепло и воздух был свежим-свежим. И над всем нависало огромное синее небо. Кошки надменно возлежали на стульях. Они щурились, мурлыкали, и усы их блестели от солнца. Яни пристроился рядом с пестрой кошкой и, закрыв глаза, наслаждался солнечным светом и весенними запахами, доносящимися из камышей. Ему казалось, он спит или смотрит фильм в городском кинотеатре. Он погладил кошку. Шерстка скрипнула под его грубыми пальцами.
Над водой кружились, кричали чайки, вычерчивая белые дуги в густой безбрежной синеве. Садовые деревья отражались в водах озера рядом с самолетом. Он совсем освободился ото льда, и волны медленно его покачивали. Сойки с любопытством поглядывали на самолет и о чем-то кричали с крыши лодочного сарая. Яни Цомпо тоже заинтересовался: «Что там внутри самолета? И что белеет у него под хвостом?.. Если самолет американский, в нем и золото может быть… Золото и оружие… Красивые, блестящие пистолеты… Офицерское оружие…» Щурясь, он задумчиво глядел на самолет, который медленно поворачивало течение. Кошки зевали, скучали и блаженствовали на широких плетеных креслах в ленивой истоме, словно весну придумали специально для них. И синее небо было кошачьим небом, ветер — кошачьим ветром, раскаленный огромный солнечный диск — привычным, наскучившим кошачьим солнцем. Яни Цомпо Долго наслаждался кошачьим светилом. Чуть не заснул на веранде с красивым мозаичным полом.
Было, вероятно, часа два или немного больше, когда он встал и, пройдя через господские комнаты, спустился по деревянной господской лестнице во двор. В подвале взял топор и неторопливо зашагал к лодочному сараю. Сойки на верху крыши стрекотали, словно весенний день был их обычным птичьим днем, на небе птичье солнце излучало птичье сияние, и птичью небесную синеву колыхал птичий бриз. Яни Цомпо поднял топор и ударил по замку. Металлический замок, звякнув, отлетел.