И тут мы все разом загалдели:
— Врешь! Под водой человек не может жить! Без воздуха жить нельзя! Лгунишка! Захотел нырнуть на дно бездонного озера!
А один из нас спросил напрямик:
— Где оно, это озеро?
Затаив дыхание с мальчишеским злорадством глядели мы на рассказчика, припертого, как нам казалось, к стенке. Хихикая, мы подталкивали друг друга в бок.
А он, как всегда, обратил свой взор вверх, словно ожидая оттуда помощи, и тихо произнес:
— На площади Ленке, у самой улицы Фадрус. Там вечно дует ветер из пещер, со склона горы, что начинается сразу за домишками. Неподалеку и озеро бездонное.
Кивнув нам на прощание, мальчик перешагнул через тонкую проволоку, огораживающую газон, и исчез среди кустов.
Через несколько дней девочка, в которую все мы были влюблены, тряхнув кудрями, задорно спросила его:
— Ну как, был на дне бездонного озера?
Он долго смотрел на нее, потом серьезно сказал:
— Нет, у меня еще не было времени.
Девочка рассмеялась, а он тихо добавил:
— А ты красивая.
Девочка смутилась и опустила глаза. Мы замерли в ожидании, что она ответит ему. Никто из нас даже не улыбнулся — настолько неожиданным был такой поворот разговора.
— Расскажи что-нибудь, — попросила девочка, кокетливо сощурив глаза.
— Я принесу тебе чудесный подарок. Дороже серебра, дороже золота, потому что в нем все цвета радуги. Сейчас отправлюсь за ним. Далеко-далеко… Только я один знаю, где его можно достать. Если подождешь, я принесу его тебе.
Девочка слушала его, широко раскрыв глаза. Потом робко, с грустной ноткой в голосе спросила:
— Зачем ты все время врешь?
А он тихо ответил ей:
— Я всегда говорю только правду.
Ревность, которую мы во время этого разговора старались подавить в себе, прорвалась вместе с оглушительным хохотом:
— Ох и враль ты! Лгунишка!
И стены соседней фабрики вторили нам. Мальчик, может быть впервые, вздрогнул. Дрожащей рукой он пригладил волосы и, выпрямившись, смерил нас гордым взглядом. По губам его пробежала презрительная усмешка, и, резко повернувшись, он ушел.
На другой день он опять появился на площадке, вынырнув из-за кустов. Из-под залатанной рубашки он осторожно, будто вынимая свое сердце, достал пакет из папиросной бумаги. Когда он развернул его, в глаза нам ударило сияние всех цветов радуги. В руках у Лгунишки сверкало павлинье перо невиданной красоты. Медленно поворачивая его, словно любуясь игрой красок, он посмотрел на девочку и, заглянув ей прямо в глаза, тихо сказал:
— Я никогда не вру. Его принес я издалека, с диких, опасных скал. Я полз на животе, цеплялся ногтями за камни. Солнце обжигало меня, но подарок тебе я принес, потому что ты красивая.
А когда он ушел, мы решили: «Он купил его! В магазине!» И вдруг замолчали, увидев, что девочка прижала шелковистое перышко к лицу. Безмолвно, с каким-то странным выражением лица, как человек, который стал обладателем сокровища, она улыбнулась одними глазами.
На другой день в утренних газетах появилось сообщение о том, что с крутого утеса горы Геллерт пожарники сняли подростка, который искал там павлинье перо. «Толпа, собравшаяся у подножия горы, — писали бойкие журналисты, — с огромным волнением следила за мальчиком, которому угрожала смертельная опасность, а тот, уцепившись руками за выступ скалы, болтая ногами, висел над пропастью. Когда отважный брандмейстер, поднявшись по лестнице, снял мальчика и доставил его на землю, многие из толпы, не выдержав нервного напряжения, накинулись на озорника с тумаками. Сдерживая слезы, которые вот-вот готовы были брызнуть из его глаз, мальчик терпел побои, но вдруг ловким движением вырвался от своих спасителей и исчез в толпе. В руке у него сверкало павлинье перо».
Наступила осень.
Теперь Лгунишка подолгу простаивал в парке под деревом, задумчиво разглядывая желтеющую листву. Однажды та же девочка, проходя мимо, бросила ему:
— Ну чего уставился?
— Неужели ты не видишь? — сказал он грустно. — Осень поцеловала нашу площадку, и она сразу побледнела. Потом деревья умрут, погибнет и трава, и кусты…
— Чудак ты! — сказала девочка. — Просто пришла осень, и нечего тут глаза таращить…