Банне достала большой бидон для смальца, поставила на плиту кастрюли. Едва она успела всыпать соду в кипяток, как в дверь постучали. Она вздрогнула. Отдернула занавеску.
Это были не немцы.
На пороге стояла женщина.
— Здесь живет Шандор Бан?
— Я его жена, — ответила Банне.
Пришелица выглядела старомодно. На неухоженных седеющих волосах нелепо торчала похожая на горшок шляпа, какую можно увидеть только в фильмах двадцатилетней давности. Ручку допотопного зонтика венчала голова попугая с двумя черными стеклянными бусинками-глазками.
— Я пришла по объявлению.
— По какому объявлению? — удивилась Банне.
Они давали объявления только ранней весной и поздней осенью, но уж никак не зимой.
Однако гостья открыла видавший виды ридикюль, доверху набитый всяким хламом, — от необходимых дамских мелочей до ненужных предметов, хранимых, видимо, как память; можно было подумать, будто она носила с собой все свои вещи. Она начала выкладывать содержимое сумки: пачку пожелтевших писем, перевязанную тесьмой, старые карманные календари, фотографии, аптечные пузырьки, использованные билеты в кино и пустой, но все еще издающий слабый запах флакончик из-под духов. На фотографиях с обтрепанными, помятыми уголками была изображена молодая женщина в шляпе с пером — где с овчаркой, где без нее, — но лицо женщины разглядеть было трудно.
Звеня никелевой мелочью, брелками и ключами, седеющая женщина наконец отыскала измятый клочок газеты с объявлением, на котором можно было разобрать только набранные крупными буквами слова: «Бан Шандор, выращивание саженцев, Тэт».
— Да, это здесь, — сказала Банне. — Но хозяина нет дома.
— А я хотела вернуться с пятичасовым…
— Муж будет поздно, — сказала Банне. — Пошел в деревню, завтра мы свинью режем.
Женщина беспомощно огляделась. С ее бледного лица, как с потрескавшейся стены штукатурка, сыпалась пудра. Внешне ее лицо ничего не выражало, но в самой этой маске бесстрастия было нечто трогательное. Так клоун с обсыпанным мукою лицом плачет без слез.
Банне и цен-то не знала. Они полтора года как поженились, и муж все дела по-прежнему вел сам. Он брал ее с собой лишь в лесопитомник сажать черенки, да и то разве что в хорошую погоду. Но все-таки она спросила:
— Может, я могу чем помочь?
— Мне хотелось бы купить кое-что, — проговорила седеющая женщина.
— Декоративных деревьев у нас нет, — сказала Банне. — Только фруктовые деревья — саженцы.
— Мне все равно, — неуверенно проговорила покупательница. — Лишь бы красивое…
— Есть четырехлетние деревца, — предложила Банне.
— Я и сама не знаю, — сказала женщина, все так же неуверенно оглядываясь. — Пожалуй, какое-нибудь дерево побольше.
— Обычно этим занимается мой муж, — сказала Банне. — Но, если вы немного подождете, я покажу вам питомник.
Она прокипятила кастрюли, чистым полотенцем вытерла их, выплеснула воду во двор. Молодая хозяйка, невысокая женщина с округлыми формами, двигалась так легко и красиво, что от нее не отвести было глаз. Незнакомка даже заговорить не решалась, пока Банне, кончив хлопотать по кухне, не вытерла насухо рук.
— Вы ждете ребенка? — спросила она.
— Да, — ответила Банне.
— Мы можем идти? — спросила женщина и повесила на руку своего попугая.
Земля была слякотной. В своих туфлях на высоких каблуках женщина ступала неуверенно.
Минут пять они шли по направлению к горе. Словно многие сотни бледных карандашных штрихов, маячили в тумане молодые деревца.
— Это все джонатан, — показывала Банне. — А там батул. Это ранет. Это пепин лондонский, — объясняла она по пути. — Здесь начинаются абрикосовые деревья.
Седеющая женщина остановилась.
— Нет, это все не подходит, — сказала она. — Я думала, что у вас большие деревья. Крепкие, пышные, могучие.
— Тогда, пожалуйста, пойдемте сюда, — пригласила Банне. — Миндаль плодоносит уже на пятый год.
— Мне не нужны плоды, — нехотя проговорила женщина. — Да и ждать пять лет нет времени.
Она остановилась, зонтиком тронула одно деревце.
— У меня опухоль матки, — не меняя тона, произнесла она. — Рак.
— Какой ужас! — всполошилась Банне. — И нельзя оперировать?
Седеющая женщина бросила на нее проницательный взгляд.
— Когда вы ждете? — внезапно спросила она.
— Что? — не сразу поняла Банне. — А-а… к марту.