Подросток рассмеялся, на его щеке проступила ямочка – такая же, как у отца. Винтари вспомнил фотографии с «Вавилона-5» - Шеридан в форме космофлота Земли, Шеридан в форме времён мятежа… Открытое, ясное лицо с самой солнечной улыбкой на свете, за одной этой улыбкой можно было пойти — и во тьму, и в огонь…
– У каждого из нас есть тайны, - молвил Дэвид, уставившись на свои руки, будто внезапно нашёл в них что-то очень занимательное, - то, что нам кажется в себе смешным, или постыдным, или недопустимым, недостойным. У каждого есть то, о чём он избегает думать, что несёт слишком сильную боль… или слишком сильное наслаждение. Я напоминаю себе об этом, о том, что никто из живущих не может считать себя чистым, никто никогда не открыт для собственного взгляда – даже среди учителей, мастеров, величайших людей. Я напоминаю себе об этом, чтобы не впадать в опасное зацикливание на своих слабых местах, на том, чтоб избегать своих слабостей. Как ничто другое, это ведёт к ослаблению духа.
Сумел ли он преодолеть то, что мучило его больше всего, что, по его собственному признанию, разъедало ему душу - ненависть к Земле? Обиду за отца, спасшего эту неблагодарную планету и за это пошедшего под трибунал, боль и гнев за столетний кошмар телепатов? Винтари не хотелось спрашивать. Хотелось верить, что да. У минбарцев ведь куча способов очищать и успокаивать свой дух, который-то должен был подействовать… Уж точно, он не станет лишний раз напоминать, тревожить эту рану. Хотя она и так растревожена появлением рыжеволосого нарна.
– А что делать, если о чём-то и правда тяжело думать, и хочется стереть, выжечь это из своей памяти? Когда кажется, много б отдал, чтоб переправить какую-то страницу в своей книге?
Подросток завозился, устраиваясь на подушках поудобнее, на стене качнулась тень остреньких рожек.
– Если б вы взглянули на эти страницы… вполне вероятно, вы и не нашли бы, чему там ужасаться. Уж точно, они, если б прочли ваши мысли, не поняли бы, чему ужасаетесь вы. Свой стыд самый стыдный, потому что свой. Но будем объективны, мы в нашем возрасте не успели совершить ничего по-настоящему ужасного. Глупого – ладно, допустим… Однажды на уроке, когда учитель объявил новую тему и спросил, не имеет ли кто что сказать по ней, я вызвался. Мне казалось, что я знаю. Лишь когда слова уже слетели с моих уст, я понял, какой сморозил откровенный бред. Да, в тот момент я дорого б отдал, чтоб отменить своё последнее действие! Я сел весь красный, учитель как-то прокомментировал сказанное, и мне хотелось провалиться сквозь землю, мне казалось, что все, абсолютно все смотрят на меня – хотя я, конечно, не отслеживал, я не мог оторвать взгляда от пола. Уж лучше бы промолчал, честное слово! Я ел себя этим неделю, не меньше, спать спокойно не мог. А потом тот же учитель, объясняя уже новую тему, рассказал, как некогда на уроке очень долго спорил с учителем, пытаясь доказать ему, что тот не прав, спорил задорно и даже с апломбом. И опозорился в пух и прах, когда оказалось, что примеры, которые он приводил, были совсем из другой темы, которую он проходил и должен был знать хорошо. В моём представлении, от такого вообще умереть можно было, но странно, учитель говорил об этом с улыбкой. Именно тогда я понял, как это важно – умение переживать и отпускать. Как важно уметь взглянуть на свои проблемы отстранённо, сторонним взглядом. Проходит время – и то, что заставляло нас мучиться и переживать когда-то, больше не имеет на нас влияния.
Что ж, это прекрасно, что он говорит о чём угодно, только не об этом…
– Пожалуй, тут вы правы. Хотя я очень самолюбив, но я уже замечал, что боль от неудач и поражений притупляется со временем. Наверное, телепаты в этом плане счастливее, чем мы, они не настолько наедине с собственными мыслями.
Дэвид усмехнулся.
– Редко от кого услышишь, как телепатов называют счастливыми.
– Ну, я говорю больше применительно к телепатам Центавра, у нас они привилегированный класс. Детей-телепатов, родившихся в бедных семьях, забирают на усыновление в знатные дома, они получают щедрое вознаграждение за свою работу, и наша гильдия телепатов не налагает на них таких ограничений, как на телепатов-землян Пси-Корпус. Мы не заставляем их подчиняться какой-то единой структуре, не ограничиваем их в проявлении их способностей. Телепат подчиняется в первую очередь роду, ну, как и любой из нас. Гильдия служит больше для организации, объединения, например, чтоб семьи, которым не повезло иметь своего телепата, знали, куда обращаться для найма.
– Значит, у вас не могло бы произойти подобное истории родителей Андо?
– Это действительно маловероятно. Наши телепаты не скованы неволей большей, чем все остальные, по крайней мере. И нормалу, и телепату условия жизни диктует семья, в которой он вырос. А в некоторых случаях им даже позволяется больше – как привилегированному классу, им делаются поблажки. Ну, например, были случаи, когда давалось разрешение на поиск биологической семьи… Такое желание, впрочем, выражалось нечасто, телепатам более чем привольно живётся и в приёмных семьях, они являются сокровищем и предметом гордости принявшего их рода, а семьи получают за ребёнка-телепата солидное вознаграждение, позволяющее вырастить двух обычных детей или дать полноценное образование по крайней мере одному, это сделка, выгодная для обеих сторон. У нас так же не существует запрета на брак телепатов с нормалами, это было глупо — их мало… К тому же, хотя союз телепата с телепатом и повышает шанс передачи способностей, твёрдой гарантии нет — известен случай, когда у родителей, уровень которых соответствовал земному П11, все трое детей родились без способностей. Но это, конечно, просто образец чудовищного невезения.
– То есть, получается, вторжение в частную жизнь, которого так боятся земляне, вас не пугает?
– У нас свободная конкуренция, - усмехнулся центаврианин, - разумеется, никому не хочется, чтобы его секреты были раскрыты. Но хочешь защититься — умей избегать встреч с телепатами враждебных тебе родов. Да лишний раз и с телепатами родов дружественных. Либо ходи в сопровождении собственного телепата, чтобы он мог засечь и заблокировать вторжение. Владеющий информацией владеет миром, это понимаем мы и понимают земляне. Разница в том, что мы делаем это открыто.
Дэвид прикрыл глаза. Нет, это не прошло, думал Винтари, глядя на скорбную складку между бесцветными бровями. Разве что - он смог обуздать эту боль, но едва ли излечить. Обида за отца разделяет его с отцом же, остающимся патриотом Земли. «Это… как «любить родителей такими, какие они есть»! Я не мог бы любить недостойных родителей, не представляю этого, мои родители - идеальны!». Обида за телепатов… Если честно, непостижима разуму. Сколько людей узнал он на Минбаре? Ни в ком больше он не встретил такого надлома, они могли вспоминать о телепатах, о связанных с ними моментах истории спокойно. Разве что - Иванова… Но ведь у неё особый случай. А у Дэвида даже нет близких друзей-телепатов, если не считать таковыми девочек Коул! В этот момент Диусу абсурдно захотелось подобный дар, чтобы заглянуть в мысли Дэвида. Он никогда не лгал, но не говорить - это не то же, что лгать.
– На Минбаре телепатия считается великим даром… На Земле — великим проклятьем… По большому счёту, Пси-Корпус ведь расформировали не из-за сочувствия к телепатам, а из-за всё возрастающих властных амбиций, из-за нехорошей роли на политической арене. Хотя наверное, просто надо верить — что люди научатся бок о бок с телепатами работать, жить, идти к общему будущему. Что хотя бы по малой капле в день, но преодолеют это параноидальное недоверие. В конце концов, за эту веру родители Андо отдали жизнь.
Винтари покачал головой.
– Ничего не скажешь, повезло парню. Вырасти в мире, где он — единственный телепат… Как он вообще выжил там?
– Интересно, каково это — после стольких лет встретить наконец себе подобных…
– «Себе подобных»… Мне вот интересно, почему он для обучения отправился не на Землю, а сюда, и почему только сейчас?
– Это было завещание Г’Кара. Г’Кар, выполняя волю Литы, сделал всё, чтоб об Андо не знали как можно дольше. Но теперь развитие его способностей больше не позволяет ему жить, как жил. Однако на Землю… Думаю, это можно понять. Пси-Корпуса больше, конечно, нет, но память, для него — ещё жива, он пока не готов к встрече с родиной родителей — потому что это родина и тех, кто оставил его сиротой.