Выбрать главу

В кровати настолько приятно и уютно, что совсем не хочется просыпаться. Мне снится мама, ее ласковые руки, теплые нежные объятья, ее любовь. И папа тоже снится. Он подкидывает меня высоко-высоко, до самого неба, и на какую-то долю мгновения мне кажется, что я умею летать, даже руки расправляю, словно крылья и весело хохочу, поднимая голову вверх. На глазах вскипают слезы, но там, во сне я смеюсь так весело, как не смеялась ни разу за весь последний год.

Сон резко прерывается, когда мне на живот прыгает огромный пушистый кот. Он, основательно потоптавшись по моему телу и пару раз запустив в меня когти, кусает за пальцы на правой руке. Изумленно распахиваю глаза и сажусь на постели. Откуда здесь кот? Или это часть моего сна? Настолько реалистичного, что не удивлюсь его правдивости. Может, без манипуляций психолога мои воспоминания понемногу возвращаются? Теперь-то я понимаю, что Юрий Федорович делал все, чтобы я забыла родителей и свою жизнь, а не наоборот, как он мне твердил все то время, которое за мной наблюдал.

Мельком кидаю взгляд на ярко-красный маленький будильник на тумбочке возле кровати моей соседки, и понимаю, что пары начнутся через полчаса, а мы еще в постелях, обе, между прочим. И если я уже поднялась, разбуженная котом-призраком, то моя соседка мирно почивает, сладко посапывая носом в подушку. Что же делать?

С одной стороны кто я ей такая, чтобы будить, но с другой — как-то нечестно получается. Проспать первый день и опоздать на лекцию намного неудобнее, как по мне, чем упасть перед мальчиком, показав часть ноги.

Осторожно подхожу к спящей красавице, до последнего надеясь, что она, все же проснется сама, но чуда не случается. Девушка лишь переворачивается на другой бок, что-то пробормотав во сне.

— Ей! Е-е-ей! Соседка, — зову я, легонько встряхнув ее за плечо. Вчера мы, будучи взаимно недовольные друг другом, так и не познакомились, и теперь я не знаю, как к ней обращаться. — Как там тебя, проснись!

— Ну, мамочка, ну еще немножко… — слегка всхрапнув, отмахивается от меня новообретенная доця.

— Какая я тебе мамочка, — фыркаю сквозь смех. — Я Есения. Твоя соседка…

— Какая еще Есения! — приоткрывает один глаз девушка. — Ты что здесь забыла?

— Живу я тут, — складываю руки на груди. — К слову сказать, это и моя комната.

— Твоя? — второй глаз тоже открывается и теперь смотрит на меня с не меньшим изумлением, чем первый.

— Нет… Ну, ты можешь валяться и дальше, рассуждая, чья это комната, — безразлично пожимаю плечами и отворачиваюсь к своей тумбочке, извлекая из нее зубную щетку и пасту. — Но я иду на пару. До звонка осталось двадцать пять минут, а первая лекция у нас по основам артефакторики и, говорят, лектор жуть какой злобный.

— Профессор Квинтин? — за спиной раздается сиплый шепот.

— Он самый, — не оборачиваясь, подтверждаю и поспешно выхожу из комнаты.

Глава 10

Успеть-то мы успеваем, но в последнюю минуту, залетев в аудиторию как раз перед приходом злобного преподавателя. Я еще и за пару шагов до двери в эту самую аудиторию успеваю налететь на какого-то весьма неосторожного парня, имевшего несчастье попасться мне на пути.

Двинув изо всей силы бедолаге локтем прямо в бок, я все же успеваю выкрикнуть извинения, и несусь дальше по проходу, увлекаемая за руку своей соседкой. Несчастный студент остается стоять посреди коридора, согнувшись в три погибели и держась рукой за ушибленную часть тела. И хоть выражение его лица, закрытое длинными платиновыми волосами, я не успеваю разглядеть, но ручаюсь — на нем отнюдь не великодушное прощение, несмотря на мои искренние раскаяния.

Профессор Квинтин, о котором с таким ужасом и страхом отзывались все опрошенные мною однокашники, мне представлялся похожим на Снейпа. Мрачный. Загадочный. Строгий. И харизматичный.

На деле же, когда в аудиторию является низенький и круглощекий мужчина с убеленными сединой торчащими пучками волос вокруг блестящей лысины, я просто не верю своим глазам. И вот этот милый старичок — гроза всей академии? Да быть такого не может!

Я даже поворачиваюсь к соседке, с которой мы уже успели познакомиться, и едва слышно спрашиваю, уточняя:

— Это и есть Квинтин?

Юлалия лишь испуганно кивает, не решаясь даже взгляда оторвать от объекта вызывающего у всех столь сильные эмоции, слегка побелев от страха как полотно. Вот это аура у человека!

Мужчина, окинув зорким взглядом замерших, как кролики перед удавом, студентов, становится за кафедру.