— Приступ?
— Да, — его красный глаза выкатывались, — ему нужно было лечение за границей.
— Он вспоминал меня?
— Вилли всегда молчал, но я читал в его лице мысли о тебе.
— Как он умер?
— Во сне.
О чём бы вы думали перед смертью?
Наверное, о том, насколько она не похожа на киношную, ведь умерли вы, вероятно, или у кого-то на глазах, или в кромешном одиночестве и без памяти.
Но мама всегда говорила, что самая благородная смерть наступает во сне — тогда, когда ты не можешь пустить и мысли о том, что что-то в этой жизни делал неправильно.
— Но он узнал? — спросила я у мужчины.
— О том, что отец его бросил?
— Да.
— Мне кажется, Вилли всё понял, когда весь последний год жизнь, не отходя от него, я провёл рядом, пока его отец ни разу не объявился, хотя знал о том, что с ним.
— Это больно, — слезливо ответила я. — Я долго думала о нём, а последние три дня была в Карлингене.
— Карлингене? — удивлённо на меня посмотрел. — Неужели?
— Как Вам удалось оттуда сбежать?
— Всё проще простого: я не пью, — все вокруг стали усаживаться. — Мне было достаточно погулять по округе, сделать кучу снимков для Вилли и узнать то ужасное, чем все жили. Но скоро начало, Элиза, — сдерживая поток жидкости из глаз, побыстрее старался отогнать меня от себя мужчина.
Из всего в церкви меня восхищали только свет в ней, проходящий через разноцветные узоры до самого верха здания падающий на пол, и церемония, во время которой все близкие читали речь, посвящённую покойному, лежащему перед всеми в гробу.
Кто-то, выезжая на коляске, рассказывал о том, как встретил Вильгельма в больнице во время реабилитации и был счастлив узнать, что благородные люди ещё существует, кто-то зачитал огромный стих, посвящённый моему другу и повествующий о коне на шахматной доске, кто-то ещё благодарил Всевышнего за то, что подарил миру такого славного мальчика, а кто-то, как его родители, сказал о том, что не жалеет и секунды, потраченной на то, чтобы быть рядом с ним все эти годы.
В самом конце вышла к его гробу и я с баскетбольным мячом в руках, который прятала всю церемонию под сидением, но уже без слов, а затем положила его на белую пустующую простынь рядом и впервые за много лет наконец смогла разглядеть его, но уже мраморного.
Где-то в горящей строки с лучшими баскетболистами мира вы заметите мальчика с длинным волосами и горящими голубыми глазами, доставшимися ему от отца, который его бросил, — это будет мой давний друг Вильгельм, владеющий мячом лучше, чем программисты — клавиатурой.
Тогда у гроба я снова закрыла глаза на секунду, как мы договаривались в больнице, но вслед Винни не открыл свои — застыл во мгновении.