Надо упомянуть, что здесь на юге сейчас зимние плюс десять градусов, и частный двор абсолютно зелен, а у соседей вообще что-то цветет. Ебанная красота.
Вы когда-нибудь доводилось чувствовать ядовитое разочарование от сбывшейся мечты?
Вот он я, вот она Родина. Дом, свобода, спокойствие, клумбы зимой, дороги под линейку, страховки. А в душе беспросветная черная дыра. Всепоглощающая, которая не в силах насытиться. Что туда не пихай — ее не заткнуть.
Пока оставлю все как есть: за территорией присматривают арендаторы. Пусть живут и дальше, во-первых дом сам себя окупает, а во-вторых, я не понимаю, нахрена все это мне одному?
Я тут со своей-то жизнью не знаю, что делать, куда мне еще ответственность.
То, что мама не хотела, чтобы я наследовал дом до двадцати пяти лет, имеет смысл. Потому что я понятия не имею, кем хочу быть, когда вырасту.
____
Увальнем гружусь в такси-минивэн, который везет нас в горнолыжный отель. Вот уж, где снежно.
Сразу заселяюсь в свой номер. Видимо, понты у меня в крови с маминой стороны: тетя заказала нам самые пафосные номера.
Внутри отделка из сруба и камня. Лично у меня посреди комнаты красуется подвешенный в воздухе камин, а балкон комнаты открывает вид на синеватые исполинские скалы.
— Вильгельм, покатаешь меня на шее? — племяш Нико смотрит на меня глазами по пять копеек, выпрашивая снежных трюков, как в прошлом году.
Не хочу грузить щегла инфой, что на моих плечах уже качается многотонный груз боли и разочарования, поэтому ссылаюсь на временный запрет спорта, и отправляю свое семейство кататься без меня.
В отель стягивается всё больше людей, заполняя склоны и рестораны. Я как раз нахожусь в одном из таких. И я здесь единственный, кто сидит в одиночку. Счастливые семейки, распрощавшиеся с работой на каникулы, окружают мой стол со всех сторон.
Раскотяшиваюсь на деревянном стуле ресторанной террасы, устланном пушистой шкурой кого-то ненатурального, смотрю вдаль на катающиеся цветные куртки. Невольно подслушиваю соседние разговоры на всех диалектах немецкого. Хотя любой другой иностранной речи тут тоже завались.
Вот такой разговор на русском как раз и долетает до моих ушей:
— Говорю тебе, Лен, он один. Иди поулыбайся, познакомься! Не тухнуть же тут неделю без мужиков, — подсказывает кому-то сердобольная подруга.
— Привет, могу подсесть к Вам? — девушка смело обращается ко мне на английском, пробегая глазами по всему, что на мне надето. Оценивает добычу.
— Че хотела? — отвечаю ей на грубовато, ненавижу, когда ко мне женщины сами клеятся. Кого надо — сам выделю.
— Ой, а Вы говорите, да? — растерянно лыбится мадам.
— Петь еще умею, — выдаю незаинтересованно.
— И станцевать? — пытается неловко флиртовать, но у меня настолько недовольная рожа, что там легко читается: «Не влезай, убьет».
— Помочь чем-то? — напоминаю ей об изначальной цели.
— Спасёте девушку от одиночества? — все менее уверенно говорит.
— Хреновый из меня спасатель, попробуйте, вон, столик с ребятами из Нидерландов, — киваю в сторону в надежде, что этого будет достаточно.
Смотрю на озадаченное лицо с капризно оттопыренной губой, оцениваю фигуру, затянутую в облегающий красный комбинезон, и понимаю, что до сих пор даже трахатсья не хочу. Точнее, хочу, но с Виолеттой.
— Чего такой злой? — снова включает попытку заигрывать, — Может, нужно сначала поесть?
Плохо соображает.
— Да баааляяяять, — шумно выдыхаю, лениво поднимаюсь и просто сваливаю из ресторана под недовольное шипение позади.
Парадокс в том, что мне необычайно одиноко, но я не ищу никакой, нахрен, компании.
Плетусь в номер и набираю Шелесту.
Глава 52.1 Вильгельм
С третьей попытки Макс отвечает.
— Тока недолго, чувак, я еще на смене, — Макс ставит телефон на барную стойку и запихивает в уши наушники. — Че за фэшн на заднем фоне?
— Это? — поворачиваю камеру и демонстрирую другу номер. — В отель праздновать Рождество приехали, программа праздничная, все дела.
— А почему хлебало такое недовольное тогда?
— Фирменное.
— Фирменное помноженное на десять.
— Макс, иди в задницу. Как батя?
— Твой или мой? — долбанный кудрявый любит душу за хвост хватать.
— Твой, — прикусываю верхнюю губу.
С моим отцом мы так и не общались. Он звонил всего один раз, когда я не видел. Хотя не уверен, что я бы вообще трубку взял.