— Вчера вставал, мы по клинике гуляли с ним, послезавтра обещают выписать, у нас же пока не Рождество, — улыбается. — А вот твоего батька видел пару раз в городе, мимо его машина проезжала.
— Рад за вас, — игнорирую слова о папе.
— Знаешь, кого еще видел?
— Блять, не хочу знать.
— Правильно, Виолетту, — Макс стреляет без предупреждения.
— Похуй, — вру.
Вру и сразу же палюсь, потому что даже сам замечаю, как сжал челюсти и свел брови.
— Ага, лечи меня давай, — отбривает равнодушно. — Короче, она снова вернулась в город, и работает сейчас….
— Макс, сука! Сказал уже, похеру мне, — цежу в телефон. — Я щас сброшу звонок.
От волнения соскакиваю с кресла-качалки, с которого звонил, и начинаю нарезать круги по номеру.
— Окей-окей. Не кипятись, принцесса, — вижу, как Макс поднимает руки в сдающемся жесте. — Давай тогда о погоде пообщаемся. У нас минус двадцать восемь, например. Дубак!
— Где? — стиснув зубы, цежу.
— Где дубак? У нас в городе, бро, — Макс понял, что я имею в виду, но издевательски не подает вида.
— Не беси, блять! Где она работает? — не выдерживаю.
В этом бою я проиграл еще в сентябре. Да, мне, сука, интересно, где она теперь работает. Где живет. Что ест. Что в ее башке творится.
— На заводе, банки на стерильность проверяет. А еще репетиторством подрабатывает.
— Ясно, — тщетно унимаю колотящееся сердце.
Работает и работает. Срать.
— Ниче больше не интересно? — щурится в камеру.
— Нет.
— Вы два идиота, чесслово, бро. Эта пришла, бесчувственную из себя строила, а сама слезами давилась. У тебя смотри качан от напряжения пополам треснет щас, — давит.
— Закрыли тему, — гавкаю на друга.
— Как скажешь, псих.
Виолетта скучает? Где-то за бетонными стенами сознания я улавливаю толику смысла в его словах, но этого недостаточно. Сворачиваем беседу, когда к Максу приходят новые посетители.
А я теперь не могу выкинуть из головы образ Олененка, о котором запрещал себе думать. Живет себе дальше, общается, по магазинам, вон, гуляет, раз у Макса была.
Конечно, чего я дебил наивный ожидал, что она мумией тлеть заляжет?
Нахрен! Во мне бушует злость.
Усталость до ломоты в конечностях хорошо снимает любые дурные мысли. Так и делаю: беру борд, упаковываюсь в форму и вопреки запрету врачей валю сразу на сложный склон.
После нескольких часов падений с переменным катанием, потный, буйвол, я на трясущихся ногах возвращаюсь в отель. Мой метод не думать о Виолетте подействовал слабо: теперь я не только зол, теперь я зол и задолбан.
Надеюсь, хотя бы уснуть в изнеможении.
В горах солнце быстро падет за горизонт, так что отсюда открывается вид лучших обоев на рабочий стол: горные заснеженные деревушки, подсвечиваемые сотней фонарей.
Отдыхающие стягиваются на праздничный ужин в нарядном холле ресторана. Играет живая музыка, а официанты разносят приветственное шампанское.
По пути встречаю свое двоюродное семейство, они уже нарядно одеты и направляются в сторону банкета вместе в друзьями и детьми.
— Вилли, солнце, мы тебя обыскались! — подлетает тетя. — Ты что, катался? Тебе же нельзя! — комментирует очевидное.
— Все нормально.
— Эмилия, отстань от парня. Он знает, что делает, — муж тети, Пауль, настойчиво приобнимает ее за плечи.
— Нет, Пауль, мы в ответе за Вилли! Случись что, я не переживу! Ишь ты, удумал! Мы же договаривались! — из тети вырывается немецко-русский коктейль слов.
Конечно, я способен понять, что тетя взвалила на себя мамину роль, но мне уже не двенадцать, а дохрена. Гиперопеку ей удавалось протащить только, пока я был невменько. Сейчас же близится время откровенно поговорить о наших ролях.
Мне не нужны няньки.
Похоже, что Пауль считывает мой внутренний диалог по глазам, и красноречиво вручает тете бокал игристого:
— Выпей и расслабься немного, Эмилия. Ты слишком напряжена и давишь на Вильгельма. В последнее время ему было нелегко.
— Так, а что грустить? — непонимающе разводит руками моя «родительница». — Вот было бы весело, если бы ты там с Альбертом остался, как и хотел.
— Эмилияяяя! — тянет Пауль, пытаясь остудить тетю в ее попытках держать все под контролем.
— Кто сказал, что я собирался остаться с Альбертом? — во мне просыпается желание спорить.
— Ну, с Вероникой этой тоже не лучше, раз она так легко от тебя отказалась.
— Ее зовут Виоле…. Стоп, что значит, так легко отказалась? — не помню чтобы посвящал тетю в такие интимные подробности своей непродолжительной личной жизни.