— Легче? — чмокаю ее в лоб.
— Сильно легче.
— Ниче, мелочь, пару недель в оздоровительном санатории «Фишер», и вернем тебя к жизни. Чудо, блин, тебя вообще нельзя оставлять одну! — встаю на ноги, увлекая за собой Олененка. — Предлагаю начать оздоровительные процедуры прямо сейчас!
Огонек вспыхивает в глазах Олененка, и она резво прыгает на носочках по заснеженным доскам вслед за мной в домик, пока не подозревая, что ничего кроме сна ей не грозит.
В нашем шале пахнет уютом, а от камина пышет жаром.
Разворачиваю ее за плечи и прижимаю прямо к шкафу:
— А сейчас, — приближаюсь к ее губам.
— Дааа? — тянется поцелуем.
— Я сниму с тебя всё мокрое, — завожу пальцы по бокам полосочек ее трусиков и оттягиваю их. Напитавшееся водой белье шмякается об пол. — А затем…, — завожу свои руки ей за спину и растегиваю бюстгальтер.
— Чтооо? — улыбается мне в губы.
Откидываю тряпку в сторону, и нервно сглатываю, потому что моему взгляду открывается роскошная Виолеткина грудь. Сочная, со вставшими сосками. Мое воздержание дает о себе знать мгновенно подпрыгнувшим хозяйством. Блять, соберись, у нас другой план.
— А потом мы поднимемся наверх, иии… ляжем спать! Вперед! — отрываю Виолетку и шлепком направляю вверх к винтовой лестнице.
Сверху нас ждет открытый полуэтаж, который огражден от основного пространства лишь резными перилами. Отсюда просматривается первый уровень домика, блики камина, а еще через стеклянную стену видно снежный двор, где мы только что плескались.
— Никаких спать, Фишер! — голожопая Виолетта толкает меня за плечи на кровать и кидает в меня зеленой шапкой, разбрасывая волнистые волосы по плечам. Она садится на меня верхом, упираясь руками в грудь.
Опрокидываю ее на спину, нашариваю одеяло, и под возмущенное пыхтение Олененка заворачиваю ее в ткань.
Оттаскиваю мумию за ноги, укладывая на кровать, плюхаюсь рядом и обнимаю сверток.
— Спи!
— Вил! У меня паническая атака сейчас будет, размотай меня срочно! — злится олень.
— Если обещаешь не приставать, — делаю ей пуньк по носу.
— Почемууу?
— Такие правила в моем санатории. Уже начало четвертого утра, тебе нужно спать и набираться сил. Сиськи сдулись, жопа сдулась. Сначала здоровый сон, еда, свежий воздух, потом секс.
Я же прав? Конечно я прав!
Предатель между ног конкретно отклоняется от плана, упираясь в Виолетту. Организм яро сопротивляется такому положению дел, но ведь я управляю своим членом, а не он мной.
Выдержу ли я ночь рядом с голой Виолеттой? Пффф, ессесно!
— Ладно-ладно! Разматывай уже, — кряхтит. — Не прикасайся ко мне тогда своими гениталиями, Фишер! Дразнишь только зря!
Помогаю выбраться, затем подкладываю ей под голову подушку и накрываю одеялом, целую в нос и крепко обнимаю сверху.
— Спокойной ночи, — выдаю серьезно, чтобы не порывалась.
— Ты не шутишь сейчас?
— Абсолютно. Настроение такое, знаешь, романтическое. Не хочется все опошлять. Наберешься сил, потом поговорим.
— Опошлять не хочешь, значит? Ясно. Я, впрочем, не устала, но ладно, — с издевкой соглашается Виолетта. — Значит, и тебе спокойной ночи, романтик….
Пока мне, конечно, очень неспокойно, особенно внизу. Подожду минут десять, стояк упадет, и мы уснем. Восстанавливаю дыхание, чтобы поймать дзен впиваюсь взглядом в покачивающиеся на улице сосны.
Теплая Виолетта источает тонкий карамельный аромат, сладкий и вязкий, еле держусь, чтобы не впиться ей в шею. Блин! Нет, так точно не упадет.
Целую ее в висок и отползаю к своему краю, отвернувшись к стене. Я ведь прав, что хочу бережно к ней отнестись и….
— Мммм, — раздается за спиной, — Ннддааа.
Улыбаюсь, осознавая, что она удумала.
— Дааа, еще, — еле слышно постанывает.
Сохраняя остатки самообладания, оборачиваюсь и наблюдаю такую картину: она скинула одеяло и мягко ласкает себя там, запрокинув голову.
Тело в момент заливает жаром, рот наполняется слюной и в каком-то невменяемом состоянии рычу:
— Виолетта!
— Ты сказал тебя не трогать, я и не трогаю, можешь спать, — дерзит зараза. Узнаю ее такую.
— Да фаааак, — плюю на свою тупую идею и в один рывок оказываюсь над Виолеттой. — Подыхаю, как хочу тебя.
Глава 60. Виолетта
Вил припадает ко мне поцелуем, нежным и властным одновременно.
— У тебя правда никого не было, пока мы не общались? — щурюсь, отстраняясь.