Прости, милая.
— Вы свободны, Виолетта Александровна! Дальше будет мужской разговор, — кивком указывает на выход. — Бегом! — рыкает на нее.
Дверь позади меня хлопает. Декан спокойно подходит к подоконнику и берет остаток от сигареты в рот.
— Присядь! — буравит меня взглядом. — А теперь говори, как было на самом деле?
— Так и было, — звучу уверенно, но за стол не сажусь.
— Я тебя слишком хорошо знаю, — выпускает струю дыма. — На кой тебе сдалось ее прикрывать?
— Давайте без допросов, ок? Я тихо восстановлю все, что там сгорело, и проедем это. За Вами так-то должок, дядь Юр.
Сую в руки в карманы и покачиваюсь вперед назад в нетерпении.
— У тебя какая-то особая неприязнь к преподавателям химии, скажи мне, Вилли? — сокрушается Юрик.
— К тем, кто студенток насилует, — однозначно! — напоминаю Юричу, как все было, когда Пал Василич отхватил. — А с Виолеттой признаюсь, — моя вина.
— Нууу эээ, насилия ведь не случилось, — Юрик закашливается от неожиданности.
— А лучше бы случилось? — давлю.
— Нет-нет, ты тогда все правильно сделал, — он сглатывает. — И я благодарен тебе, что ты не вынес это на всеобщее обозрение, а то я бы вслед за Василичем с поста полетел.
Ухмыляюсь: —Студент-мажор, который «избил» старого преподавателя, что тому пришлось на год раньше на пенсию уйти звучит лучше, чем старый урод, который получил за то, что от маразма к студентке под юбку полез. Не так бьёт по репутации факультета, да, дядь Юр?
— Аня сама не хотела огласки, попросила замять инцидент, — мямлит, сдуваясь.
— Только вот факт не замнешь.
Смотрит на меня, ответить нечего.
Юрич прокашливается:
— Все-все, твоя взяла, Фишер. Но ты ведь понимаешь, что легендой в этот раз мы не отделаемся? За пожар должен кто-то отвечать: либо Кузнецова, либо ты.
Либо долбанный Роман Лисицын, добавляю мысленно. Но это мы еще решим. А пока пусть возгорание будет моей виной. Мне не привыкать, такой уж у меня имидж.
— Понимаю.
— Хорошо подумал? — он выдыхает.
— Да.
— Мне отцу позвонить? Или сам скажешь об отчислении?
— Я сам. Есть еще кое-что….
Не успеваю сказать, как, бранясь, в кабинет вваливается разъяренный окровавленный Ромчик с ватой в носу. Хуёво выглядит с расквашенной мордой, прямо как в старые добрые времена.
— Вот ты где, гад! — орёт с порога.
— Это ещё что такое? — басит Юрич.
— Эта тварь мне нос сломала! — тычет в меня пальцем, ну прям дите обиженное.
— Фишер, в чем, блядь, дело? — чувствую нотки последней капли терпения в голосе декана.
— А это для профилактики, — безразлично пожимаю плечами.
— Он напал на меня посреди бела дня, я вызову….
— Молчать! — декан поднимает палец в воздух. — Никаких, слышите, никаких больше разборок на моем факультете! Хотите мордобой устраивать, валите с территории ВУЗа! Завтра будет гребанный бал, будут приглашенные гости, в том числе и репортеры, все должно пройти идеально. Никаких потасовок накануне!
— Я этого так не оставлю, — Лисицын будто хочет броситься на меня, но ближе подходить не решается.
Правильно, бойся, сука. Это ссыкло только толпой нападать может.
Юрика окончательно выбешивает ситуация: —Слушай сюда, Роман Палыч. Если хоть одно слово просочится в прессу, то я тебя лично урою, уяснил? Мне абитуриенты нужны, а не ваши петушиные бои и пожары. Валите от университета подальше и можете драться, полицию вызывать, да хоть голышом в догонялки играть! На моей территории чтобы тише воды ниже травы были. Не здесь! Понял меня?
— Понял, — ощетинивается Лисицын.
— Это будет твоей благодарностью за то, что тебе рабочее место дали после того, что твой папенька тут устроил! — припечатывает его декан. — А ты, Фишер, приказ об отчислении после обеда забирай, и чтобы ноги твоей в радиусе десяти километров от ВУЗа не было! Пошли вон оба!
Поджав хвост, остервенелый Ромчик вылетает из кабинета.
— Ага, дома увидимся, дядь Юр, — в конец наглею.
— Иди уже, горемычный! — с печальным выдохом толкает меня в спину.
Ничего, Юрик стерпит, я весь прошлый год ради его задницы был главным врагом народа.
Глава 36. Вильгельм
Достаю телефон, набираю Макса, мне нужна сообразительность кудрявого.
Но тут в пустом коридоре слышу смешок за спиной:
— Тебя наконец-то отчислили? Надо же, какая жалость. Наверное, папочка расстроится?