— Не бойся, дитя, — успел шепнуть ей Зарубин, — в моём револьвере достаточно пуль, по крайней мере, для этих первых разбойников. Положись на милость Божию, Тэкла, и…
Он разом умолк, потому что чья-то рука раздвинула кусты над их головами… и лицо Гассана, успевшего спешиться и проникнуть в их засаду, появилось в двух-трёх шагах от них.
Тэкла вся сжалась в комочек и так тесно приткнулась к земле, точно хотела врасти в неё всем своим худеньким тельцем.
Она приготовилась к смерти… Она ожидала её… А перед мысленным взором девочки, точно дразня её, проносились близкие её сердцу картины: родимые Ци-нандалы… добрая княгиня… дети…
Вдруг загрубелая сухая рука коснулась облитой слезами щеки ребёнка.
Это шарящий в кусту Гассан нечаянно коснулся лица девочки.
Скорее инстинктом, нежели соображением Тэкла удержала безумный вопль испуга, готовый уж было сорваться с её губ…
И тотчас же кусты снова сомкнулись над её головою.
Гассан не заметил притаившихся там беглецов, быстро вскочил на коня, крикнув что-то своим спутникам, продолжавшим рыскать в других ближайших кустах… Ещё минута, другая, и топот трёх десятков коней разбудил мёртвую тишину дремучего леса.
— Они ускакали, господин! Они ускакали! Мы спасены! О, какое счастье! Святая Нина! Благодарю тебя! — вне себя от восторга кричала Тэкла.
Недавнего страха и отчаяния как не бывало…
Слёзы радости блестели на длинных ресницах девочки… Лицо дышало счастьем… Бедный ребёнок, находясь на волос от смерти, только теперь понял, как светла, как хороша жизнь! И, повинуясь непреодолимому порыву, девочка упала на колени, и горячая молитва вырвалась из её груди…
Глава 17
Лаки. Старик Амед и юноша Идиль
хочу есть, господин… Хотя бы найти немного, немного хартуты… или хотя бы горсточку диких орехов — шептала Тэкла, и чёрные глаза её, ставшие огромными, странно горели на исхудалом лице.
Она только что с трудом сползла с сука большого дуба, где они провели ночь из опасения попасться в добычу диким зверям, наполнявшим эту лесную чащу.
Миша зорко оглядывался по сторонам, выискивая знакомые кусты орешника или красноватый глазок хартуты. Но увы! Ни того ни другого не попадалось ему на глаза.
Со вчерашнего дня они уже не находили ягод.
Местность как-то сразу видоизменилась. Чаще и чаще попадались теперь чинары и лавры, реже дубы, а о диком орешнике и каштане не было и помину. Дикая чаща как бы редела, и теперь постоянно на пути их встречались зелёные лужайки, словно опоясанные или перерезанные серебристыми ручьями. Дикие азалии и мальвы испещряли их, то собираясь прихотливыми группами, то в одиночку выглядывая из травы своими разноцветными головками.
— Я не могу больше идти, господин! Я умираю от голода! — едва внятно прошептала Тэкла, в изнеможении падая на траву. — О, я готова теперь сама идти к Гассану, лишь бы он дал мне есть, прежде нежели убьёт меня…
Её глаза горели нестерпимо… Губы потрескались… Что-то дикое было в её до неузнаваемости исхудалом лице…
— Тэкла! Тэкла! Моя несчастная девочка! Собери свои силёнки! Подтянись немного! Скоро уже конец леса, и, может быть, сразу за ним будет русское укрепление или мирный аул, — утешал Миша несчастного ребёнка, силясь подбодрить её, как только мог.
Но Тэкла была глуха к его словам. Она тяжело дышала, и воспалённые глаза её устремились вдаль дико горящим взглядом.
— Она умирает! — с ужасом вскричал Зарубин. — Что мне делать! Она умирает!
Смерть ребёнка казалась ему хуже всяких ужасов погони, даже его собственной смерти. Несчастье и горе сближают людей. Она, эта маленькая Тэкла, сумела горячо привязать его к себе, и он полюбил её, как дорогую младшую сестрёнку.
И теперь Миша с мрачным отчаянием смотрел, как конвульсивно вздрагивало исхудалое тельце девочки, как судорожно двигались её запёкшиеся губы.
Собственный невыносимый голод был, казалось, забыт им. Он только думал об одном: как бы спасти Тэклу, как бы облегчить её страдания.
Если бы Гассан снова погнался за ними, он смело вышел бы к нему на встречу и ценою собственной жизни достал бы пропитание умирающей девочке… Он теперь молил Бога об этом… Он желал всей душой, чтобы судьба снова послала Гассана спасти от голода его умирающего маленького друга…
И молитва Зарубина, казалось, была услышана… Где-то совсем поблизости послышались мерные негромкие звуки, похожие на топот коней… Очевидно, кто-нибудь из преследователей решил вернуться… Вот сейчас они покажутся из чащи, и она, Тэкла, будет спасена.