А теперь ты относишься к этой идее серьезно?
Да уж!
Итак, чтобы внести ясность, это не то, о чем мы говорили ранее, – идея, что песня может раскрыть свой истинный смысл спустя какое-то время?
Нет. Это другое свойство, хоть они оба и связаны. Для меня элемент предвидения – нечто более странное, более тревожное.
В лекции ты привел в пример песню «Far from Me» с альбома «The Boatman's Call».
Да. В трех куплетах описывается траектория реальных отношений, в которых я состоял в то время. А затем, в последнем, подробно рассказывается об их несчастливом конце. Песня сама написала свой последний куплет задолго до того, как отношения фактически развалились, так что, похоже, она обладала неким тайным знанием или способностью заглядывать в будущее. В лекции я упомянул об этом в легкомысленном, несерьезном ключе, но, как я уже сказал, теперь мое отношение к этому изменилось.
«Песня сама написала свой последний куплет» – интересная формулировка. Ты веришь, что песня как-то сочинилась сама собой?
Ну, с некоторыми песнями такое бывает. Чем дольше я сочиняю, тем труднее игнорировать тот факт, что многие песни, похоже, на несколько шагов опережают реальные события. Я уверен, это как-то объясняется неврологией – дежавю, например, тоже, – но это сверхъестественное предвидение все более меня тревожит. Может показаться иначе, но на самом деле я ведь не суеверный человек. Однако пророчества в моих песнях стали слишком частыми, слишком настойчивыми и слишком точными, чтобы их игнорировать. Я очень не хочу раздувать эту тему, скажу лишь, что убежден: творчество способно отражать будущее.
Возможно, мои песни построены на бессознательном стремлении к чему-либо. Будь то стремление к разрушению или стремление к миру, все это сильно зависит от того, что меня увлекало в тот момент, но часто музыка на шаг опережает происходящее в моей жизни.
Думаю, песня, как и любое произведение искусства, всегда что-то невольно рассказывает о своем создателе. Если ты пишешь по-настоящему честную песню, она не может не быть эмоционально и психологически откровенной.
Да, это так. Песни могут быть откровенными, порой даже резкими. Они способны многое нам сказать о нас самих. Это такие опасные бомбочки правды.
Не мог бы ты как-то развить мысль о том, что часто смысл песни проявляется гораздо позже? Это очень интересно.
Я верю, что в процессе написания песен скрыта подлинная тайна. Некоторые строки сначала кажутся почти бессмысленными, но при этом возникает ощущение, что они по-настоящему честны. И не просто честны, а нужны здесь и сейчас, переполнены каким-то вселенским смыслом. Сочиняя, ты можешь войти в пространство непреодолимого томления, которое влечет за собой прошлое и нашептывает о будущем, где нам явлено четкое понимание устройства вещей. Ты сочиняешь строку, и ей требуется время, чтобы раскрыть свой смысл.
Это воображаемое пространство кажется довольно напряженным. Ты недавно описал его как тревожное – речь конкретно про альбом «Skeleton Tree»?
«Skeleton Tree» меня определенно встревожил: в этом альбоме было много намеков на то, что случилось потом. Он настолько ясно предсказал будущее, что многим было трудно поверить: почти все эти песни я написал еще до гибели Артура. Предвидение событий, связанных с его смертью, меня очень испугало. Я не из тех, кто верит в подобные вещи. Если бы раньше кто-то заговорил со мной о таком, я бы отмахнулся. Мне кажется, в этом мы с тобой похожи. В то же время мы оставляем в нашей жизни место для определенных предположений. Мы осторожно признаем, что в мире существуют, не знаю… тайны.
Да, я никогда не знаю, как поступать в таких случаях – верить предвидению или пытаться найти рациональное объяснение, что всегда получается как-то неубедительно.
Совершенно верно. Но после гибели Артура этот вопрос стал острее. Я чувствовал, как меня одновременно и выводит из равновесия и ободряет какая-то потусторонняя сила, идущая от конкретных вещей. Пророческий характер альбома – это еще не все. Сьюзи, кстати, была очень напугана моими песнями. Она всегда видела вокруг знаки и символы, особенно после гибели Артура. Для меня эта открытость и глубинный взгляд на вещи – одна из самых удивительных ее черт.
Может быть, скажешь еще пару слов о природе той «потусторонней силы», которую ты ощущал? Было ли это похоже на состояние повышенного внимания?
Что ж, после гибели Артура весь мир, казалось, трепетал от той странной духовной силы, о которой мы говорили. Меня искренне удивило, насколько я восприимчив к магическому образу мышления. Как легко я отказался от рациональной составляющей разума и какое в этом было успокоение. Это вполне могло быть защитной реакцией, частью процесса проживания горя, но это продолжается до сих пор. Может быть, это заблуждение, я не знаю, но, если это и так, оно мне необходимо и полезно.