Он сел и открыл книгу…
В прихожей звякнул звонок, и Софья Витальевна побежала открывать. По дороге поправила халат, в прихожей заглянула в зеркало — хороша! Улыбнулась обворожительно, как умела только она и открыла дверь. За дверью неуверенно переминался с ноги на ногу Виталик.
— Здравствуйте! — потеряно пробормотал он.
— Здравствуй, здравствуй! — улыбка разом слетела с лица Софьи Витальевны, уступая место ледяной маске. — Зачем явился?
— Мне бы… Веру! — Виталик под ее тяжелым взглядом еще больше съежился, но она заметила, как губы его упрямо сжались. Дескать, не уйду не поговорив с Верой. Что хотите со мной делайте.
— А почему ты думаешь, что она хочет тебя видеть? — прищурилась Софья Витальевна.
— Мне ей только пару слов сказать! — сказал Виталик уже тверже. Похоже, наконец, утвердил про себя решение и теперь будет добиваться его. — Скажите ей, что я много времени не отниму!
— Ты с ней очень плохо поступил! — заявила Софья Витальевна так и не пуская его в прихожую. — Она вся в слезах прибежала! Чего уж ты ей наговорил — не знаю… Но! Нельзя так девушек обижать!
С каждым словом Виталик вздрагивал и мрачнел. Они резали его словно нож.
— Я понимаю… виноват… я сам не знаю что на меня нашло! — проговорил он заикаясь. Проговорил и умолк. Слова такие пустые и никчемные по сравнению с причиненной обидой! Сам чувствует их пустоту, что же скажет Вера…
— Обычные ваши мужские оправдания! — уличила Софья Витальевна. И продолжала говорить постепенно распаляясь. — Обычно они ничего не значат! Всегда вы так! Сначала наобещаете, наплетете про любовь. А как дело до ваших интересов доходит — так сразу в кусты. Опозорил ее перед всеми! Ославил! Что она тебе сделала плохого? А говорил что любишь! Эх ты! Узнал ее поближе и ударил по самому больному… Ведь знал, что вера для нее самое главное…
Каждое слово, словно бритва, кромсало сердце Виталика. Мука становилась нестерпимой. Софья Витальевна видела это и с наслаждением вонзала еще и еще!
— Уходи! — Софья Витальевна возвысила голос почти до крика. — Ты не тот человек, за которого я бы отдала мою Верочку. Уходи и больше не появляйся!
Виталик молчал, опустив голову.
— Мама! Кто там? — раздался приглушенный голос Веры. Дверь в ее комнату открылась, и она появилась на пороге.
Виталик вздрогнул, медленно поднял голову, встретился с Верой глазами и тут же опустил. На его лице чередовалась буря чувств. Вина, душевные терзания с новой силой отразились на нем, потом глаза его блеснули, на лице явилось счастье. Он снова видит ее. Его Вера рядом. Ей можно любоваться. И если даже не удастся увидеть ее улыбку — я не достоин ее улыбки — то хотя бы увижу, как она хмурится. Ибо даже хмуриться она божественно…
— Здравствуй! — только и смог проговорить он.
— Привет! — тихо сказала Вера. В глазах ее застыла боль и немой вопрос. Почему? Она сказала потеряно. — Заходи… коли пришел.
Виталик шагнул к ней позабыв, обо всем на свете, почти протопал в комнату, когда его остановил строгий голос Софья Витальевна:
— Молодой человек, у нас здесь разуваться принято!
Виталик глянул на нее невидящими глазами, когда рядом Вера как можно замечать что-то еще, молча разулся и пошел за Верой в комнату. Когда он скрылся за дверью, Софья Витальевна поглядела ему вслед и на губах у нее скользнула легкая улыбка. Из-за дверей доносилось:
— Вера! Какой же я подлец!.. Прости!..
— Вера! Какой же я подлец!.. Прости!.. — когда шел сюда, да и раньше, когда целый день сидел дома заготовил тысячу слов. Оправдывал себя и так и эдак. Сваливал вину то на Бидона с Севкой, то на Люду. Тут же отказывался от этого варианта и растаптывал себя в пыль. Но теперь все заготовленные речи разом вылетели из головы. Он просто прошептал. — Я люблю тебя! Прости если можешь!..
А Вера улыбалась сквозь слезы, глядя на него. Потом подошла и обняла, прижалась к нему крепко-крепко, как тогда в танце. Слезы опять текли по щекам. Да что же я такая плакса стала, мелькнула мысль и тут же исчезла. Текут и пусть их!
Он осторожно погладил ее по волосам, словно боясь спугнуть.
— Не делай так больше, пожалуйста! — прошептала она. — Это так больно!
Он вздрогнул в ее объятьях, словно она повернула нож в ране. Она лишь теснее прижалась к нему и замолчала.
— Никогда! Никогда больше! Обещаю! — сказал он и твердо сжал губы. Если потребуется ради нее, я вообще больше не буду пить! Брошу общаться и с Бидоном и с Севкой. Про Люду и речи нет — больше не друг она мне!
— А еще я обещаю, что постараюсь понять твою веру… — услышала она его голос. Потом он добавил просительно. — Ты мне поможешь?