— Совсем ничего?
— Ничего не знает! А я все пять лет, с седьмого класса думаю только о нем, гляжу на него. Я в библиотеке беру те же книги, которые он читает. Он любит больше всего книги из библиотечки научной фантастики и приключений. Он хотел пойти в пограничное училище, но его освободили от армии по зрению… А на Восток он давно собирается уехать, чтобы электрифицировать всю Восточно-Сибирскую магистраль…
В комнате совсем стемнело. Федя стоял у стола и едва различал только белое пятно ее платья. Заполняя всю комнату, в темноте звенел и дрожал ее голос. И горячие, быстрые слова звучали, как стихи самой прекрасной в мире поэмы, не написанной еще людьми.
— Отец у Вали пропал без вести на фронте, он был разведчиком. А мать все еще ждет отца, и Валя тоже ждет… А теперь он уезжает на Восточно-Сибирскую магистраль, потому что ему здесь все знакомо и надоело. Он уже билет купил на завтра, на красноярский поезд, в семь сорок вечера.
— Значит, никто ничего не знает? — спросил Федя, с недовольством думая о том, что новое дело потребует много времени и что совсем трудно будет поэтому совместить три завтрашних встречных мероприятия.
— Знает только Лиля. — Вера указала рукой на дверь в коридор. — Но мне никто не может помочь! — Она снова заплакала.
— Я позову Лилю, можно? — спросил Федя.
Вера кивнула.
Лиля, как только вошла, сразу же села рядом с Верой и спросила:
— Ты все рассказала, Вера?
— Все.
— Ой, не ври, Верка! — воскликнула Лиля и повернулась к Феде. — Она говорила, что пробовала отравиться?
— А тебе какое дело? — вскрикнула Вера, вскакивая со своего места и порываясь к двери.
Лиля схватила ее за руки, обняла, удержала и, сама едва не плача, крикнула:
— Вот видишь, видишь она какая! Вбила себе в голову!..
— Вы не понимаете! Вы… если бы любили! — воскликнула Вера, вырываясь, отталкивая подругу.
Федя на всякий случай стал у двери, включил свет.
Вера дрожала, всхлипывала, Лиля обнимала ее и гладила по голове, по плечу и смотрела на Федю отчаянным взглядом, требующим помощи.
— Вера, ты брось это… Выбрось из головы совсем. Так нельзя, это не выход. Товарищи тебе помогут.
Федя замолчал, чувствуя, что сейчас очень легко заговорит готовыми формулами: «Не отрывайся от коллектива», «Комсомольская организация поможет», «Товарищи окажут на него воздействие» и т. д. Все это было верно. Но Вера работала хорошо, фотография ее была на доске почета, она не отрывалась от коллектива.
— Мне никто не может помочь! — тоскуя, повторила Вера.
— Ты почему еще в школе ничего не сказала ему? — спросил. Федя.
— Он всегда смеялся надо мной, называл меня «макароной».
— Ну, подумаешь! Меня тоже называли пожарной каланчой. Надо ему сказать! Давайте так. Я сейчас же пойду и поговорю с Валькой. Обо всем.
— Нет, нет, не надо! — возразила Вера.
— Тогда он уедет.
— Ладно, поговори. — Вера прижала стиснутые кулаки к груди, и ее затрясло от волнения.
— А завтра я вам все расскажу, — решил Федя.
— Нет, нет, сегодня, — попросила Вера.
Федя вышел из фабричной проходной и, скользя по размытой земле, не столько пошел, сколько поехал вниз по улице. Кажется, покропи дождь еще день, и домики слободки гурьбой съедут в Волгу, как по мылу.
Фабрика, похожая на замок своими старинными башнями с железными флажками, выходит на асфальт улицы Чернышевского, а слободка за спиной фабрики тонет в захолустных сумерках. По Чернышевской мчат троллейбусы, и вечерами слободские сады и нахлобученные крыши озаряют сверху фиолетовые вспышки.
Валька открыл дверь не сразу и спросил угрюмо:
— Чего еще?
— Я к тебе по делу, — пробормотал Федя.
— Заходи.
Федя прошел в комнату. Он сел на табуретку и стал с небывалым любопытством рассматривать Вальку. Чудно! Вот этого самого Вальку полюбили так, что хотят травиться. Валька на несколько секунд показался Феде каким-то совсем другим, новым человеком. Но все-таки стоит ли из-за него так уж убиваться? Вообще-то он красивый, сильный, но большеухий какой-то и сутулится.
— Где ваши? — спросил Федя.
— Дед на рыбалке, мать работает.
Федя оглядел комнату. На кровати лежал раскрытый чемодан, крышка подпола в кухне была открыта.
— Драпаешь?
— Отбываю.
— А в подполе зачем копался?
Валька достал из кармана пять тяжелых, вымазанных глиной монет.
— Клад доставал. Золотые. Пригодятся. От деда прятал.
Федя сильно почесал голову обеими руками и спросил:
— Слушай, ты Веру Сорокину знаешь?
— Ну?