Запах, идущий из промежности Шарабта, сбивал с ног и был отвратительным даже для Мэдсена, но сержант остался с раненым. «Он потерял его, — пробормотал человек про себя, — оно умерло. Скорее всего, схоронил где-то в пустыне, они всегда хоронят трупы при неудавшихся родах, сразу же. Вместе с именем, прошлым и будущим ребенка».
Теперь, когда Шарабт остановился, мухи густым облаком кружили у него между ног. Мэдсен хотел накрыть шахранина курткой, но потом передумал; лучше не трогать и не прикрывать раны, пока не прибудет помощь. Вместо этого принялся махать руками в нескольких дюймах над пораженной зоной, чтобы отогнать насекомых. Подумал, как странно это может выглядеть в глазах Стоктона, если тот вернется; уж кому-кому, но даже Стоктону будет непривычно.
Солдат возвратился почти сразу, но слишком волновался и ничего не заметил.
— М-м-м-м-м-м-м, — снова произнес Шарабт. — Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.
Без толку. Слова оставались внутри. Губы не могли придать им форму.
— Они в пути, — доложил Стоктон.
Мэдсен кивнул.
Солдат принес чашку с водой. Сержант приподнял шахранина, чтобы тот мог попить. Выживший принял помощь с благодарностью, хотя большую часть пролил. Чашка оказалась слишком крупной для узкой пасти хищника.
Было похоже, что ему удобно лежать, опираясь на руки Мэдсена, а потому сержант не отпускал шахранина, а двое солдат сидели рядом, в пыли. Так они и ждали помощи. Запах становился все хуже — кровь шахран обладала ароматом, который большинство людей не переносили, — но они оставались рядом.
Медики прибыли в двух флаерах, которые вертикально приземлились поблизости, но еще по крайней мере восемь остались в воздухе, летая над постом и дальше в пустыню, направляясь туда, откуда пришел Шарабт. Мэдсен вспомнил о дроне и устало посмотрел на Хинда.
Через час выживший заговорил, хотя понимали его только шахранские доктора, прибывшие с командой. Один из них повернулся к Мэдсену.
— Сержант, он твердит одно и то же: хочет, чтобы вы связали его с Тахлом.
— Дайте координаты. Стоктон сделает, так ведь?
— Он имеет в виду, — добавил шахранин, — первого помощника «Чарльза Мэнсона».
— Вот, черт.
Даже обыкновенные боевые корабли не часто принимали обычные вызовы, когда находились на задании: обычай вместе с уставом жестко запрещал подобные вольности. А корабли класса «аутсайдер» вроде «Чарльза Мэнсона» были и вовсе недосягаемы. Официально они практически не существовали.
— Я все устрою, сержант, — тихо сказал Стоктон. — Я свяжусь с «Чарльзом Мэнсоном» для него.
И каким-то образом ему это удалось.
— Капитан, — сказал Тахл, — я получил сообщение, что мне лично поступил срочный вызов. Могу я его принять?
Фурд поднял бровь — из-за приглушенного освещения жест почти никто не заметил, но шахранин разглядел его ясно — и ответил:
— Да, разумеется. Вы хотите ответить в более спокойной обстановке, без посторонних?
— Нет, спасибо, коммандер. Отвечу здесь.
Он что-то тихо сказал в коммуникатор, кивнул и принялся ждать. Вызов так и не прошел. Миновало несколько минут. Тусклый свет померк еще больше, казалось, наступил искусственный летний вечер, затем сменившийся сумерками. В полумраке почти незаметными проблесками мерцали движения экипажа, и слышалось тихое, но выразительное бормотание человеческих голосов.
Вызов так и не прошел. Шарабт умер, прежде чем они успели с ним связаться.
Часть вторая
— Этого больше не повторится, — повторил начальник конвоя. — Возможно.
— В чем причина? — спросил Коупленд.
— Неисправность в системе дистанционного управления.
— Я не спрашивал, что это было. Я спрашивал, в чем причина?
— Такие неисправности довольно часто встречаются на грузовых судах, капитан.
— Так, я попытаюсь еще раз. В чем. Причина.
Пауза.
— Я не знаю.
— Вы не можете дать гарантии, что тут не замешана Она.
Начальник конвоя решил промолчать.
«Ну, давай, — подумал Коупленд, — это же всего лишь двойное отрицание». Но настаивать на ответе не стал.
Это была Она.
В конвое из тридцати одного беспилотного грузовика номер двадцать девять неожиданно проявил самостоятельность и отправился в путешествие примерно на три минуты, после чего снова вернулся в строй. С грузовыми судами, управляемыми дистанционно, такое случалось не так уж редко, а по возвращении заблудший четко отвечал на все сигналы. Никаких доказательств того, что здесь поработала какая-то внешняя сила, не было. Тем не менее по настоянию Коупленда они все проверили и перепроверили самым тщательным образом.
Он знал, что это Она.
— Вы не можете быть уверены, что тут не замешана Она! «Возможно, этого больше не повторится» меня не устраивает.
Лицо начальника конвоя, занявшее весь маленький экран коммуникатора на ручке кресла, не выдало даже толики беспокойства, только упорное желание не поддаваться угрозам, хотя окрик командира породил немало волнений среди команды Коупленда на мостике. Начальник был из гражданских.
Коупленд разбирался в гражданских пилотах и понимал людей, которые не потерпят угроз. Он замолчал, пристально смотря на экран, а тишина длилась, становясь оглушительной. В конце концов начальник конвоя под воздействием столь едкого взгляда беспокойно заерзал.
— Капитан, я…
— Пока, — спокойно и мягко сказал Коупленд, — вы не сообщите мне, в чем конкретно причина неполадки, я буду предполагать, что в инциденте виновата Она. Это значит следующее: мой корабль остается в состоянии полной боевой готовности, и, если любое судно конвоя снова нарушит строй, я могу отдать приказ уничтожить его. Не исключая управляемый экипажем головной грузовик, то есть ваш корабль.
— Капитан, я…
— Погодите, я с вами еще не закончил.
Коупленд был большим, страдал от избыточного веса, и бремя его тела казалось неразумным и капризным для капитанского кресла, его пришлось даже дополнительно укрепить. Комплекцией командир напоминал кусок сырой свинины с глазами, похожими на головки угнездившихся в мясе опарышей. Капитан резко переводил взгляд с бокового экрана на главный, висящий перед мостиком, где грузовики, тридцать один тупой беспилотник, под управлением тупого корабля с экипажем растянулись на мили, уткнувшись одинаковыми носами в одинаковые хвосты. Конвой неуклюже двигался вперед без каких-либо происшествий, а Коупленд неуклюже развалился в кресле, изрядно волнуясь. Его не убедили. Инстинкты капитана всегда отличались пессимизмом и точностью.
Он вновь окинул суровым взглядом офицеров, собравшихся на мостике, силуэтами проступавших на фоне главного экрана, и рявкнул:
— Доложить о ходе операции!
— Сканеры: зрительного контакта нет. В полной боевой готовности.
Коупленд обращался к подчиненным и заставлял их обращаться друг к другу не по имени, а по должности — во флоте уже мало кто придерживался такой практики, она считалась устаревшей.
— Орудия: все включено и готово к запуску.
— Инженерные службы: повышенная готовность по всем двигателям.
— Связь: поддерживаю открытые каналы с Анубисом три и четыре. Они не засекли каких-либо других кораблей. — Пауза. — Начальник конвоя ждет ответа, капитан.
Коупленд повернулся к экрану связи — кресло под ним скрипнуло — и нараспев произнес:
— Начальник конвоя, я рад сообщить, что теперь могу принять ваш рапорт.
Человек на экране уже хотел нахмуриться, но передумал. Большинство капитанов принимали рапорты о текущей обстановке не так часто, Коупленд же запрашивал их каждые тридцать или сорок минут, используя практически как мантры. Они помогали ему сосредоточиться.
Начальник конвоя проверил показания приборов:
— До прибытия на Анубис четыре осталось два часа двенадцать минут. Системы управления в порядке. Со времени последнего сообщения инцидентов не произошло. Но…
— Принято.
— Тем не менее я со всем уважением хочу снова вас попросить подойти ближе. Нам нужно нормальное сопровождение.
— Со всем уважением я вынужден вам отказать.