За окном авто уже сумерки переходили в ночь, а я все ждала. Ждала своего приговора. После третьей сигареты, он, достав свой телефон, кому-то позвонил. Видимо разговор происходил на повышенных тонах, даже до меня долетали обрывки фраз. Когда разговор был закончился, задняя дверца авто открылась, и он сел внутрь.
- Ты в порядке? – как-то сипло прозвучал его голос,- почему ты не в больнице?
И сверля меня своими глазами, он ждал ответ. Собрав всю силу, чтобы выговорить хоть что-то, я попыталась ответить, но кроме кряхтения ничего не вышло. Боль стала еще сильнее, от чего даже глаза заслезились.
- Держи, - с какой-то ноткой извинения, он протягивает мне мой телефон. И когда телефон снова оказался в моих руках, я стала набирать ответ.
«В порядке, это уже последствие. Врач говорит скорее стрессовое. Нужно поберечься. А больницы я боюсь»
Возвращая телефон, мои руки попали в плен его руки. Не сильно сжимая мои ладони одной своей, он читал текст на экране. Его хмурый взгляд все время падал то на телефон, то на руки.
Мы молчали. Тепло его руки согревало мои руки, а он лишь шумно дышал. Возможно где-то во мне буйствовал страх, что он снова рядом, а может меня снова накрыло пресловутое оцепенение. В другой раз меня бы насторожила его странная забота и учтивость, но сейчас мне было все равно. Лишь тепло его ладони было главным.
- Тебя сейчас отвезут, - смотря на меня, он будто пытался что-то отпечать в своей памяти.
- А ты? – почти беззвучно проговорила я.
Наверное, впервые я увидела его удивление. Его зрачки расширились, а левая бровь поднялась. Он смотрел на меня, как будто видел впервые.
- В «Европу» - словно оправдываясь сказал он, не отводя своих глаз. А я улыбнулась. Ведь с этим гостиничным комплексом были связаны не только гнусные, но и приятные моменты. С окон гостиницы был виден весь город. Особенно это красиво в ночи, когда ты сидя на балконе наблюдаешь за огнями города.
- Ты - один? – так же хрипом спрашиваю я, даже не понимая почему. Наверное, это можно назвать зависимостью, но его голос успокаивал. А его тепло согревало меня. Да, я действительно была от него зависима. Постаравшись собраться и вернуть свое самообладание, я освободила свои руки и отвернулась. Какой же дурой себя чувствую. Думала, что справилась, забыла. А нет, немного и я снова сбросила свои щиты защиты.
- Посмотри на меня, - указательным и большим пальцем правой руки, он повернул мое лицо к себе, -посмотри на меня. – И когда наши лица были на одном уровне, он мягко и совсем невесомо накрыл мой рот своими губами. Его губы были горячими и сухими, но они приносили целое море чувств. Море в которая я кажется тонула.
Вырвавшись с этого сладкого, но смертельного плена, я не могла успокоить свое дыхание. А он всем своим видом показывал, что уже на грани. Не знаю, что заставило его встрепенуться, но тоже отстранился. Быстро спрятавшись под фирменной маской безразличия, он:
- Тебе пора, - абсолютно ровным тоном сказал, и достал пачку сигарет, начав ее крутить. Лишь нервозность его движений выдавала его состояние.
Я же, еще ощущая его губы на свои губах, хаотично питалась собрать свои мысли в кучу. Но ничего не получалось, лишь уже знакомая боль внутри усиливалась, давя изнутри. Одно знала точно, я хотела утонуть в этом море, море что дарили его губы.
«Не уходи»
Дрожащими руками я чуть не уронила телефон, но он поймал его на лету. Прочтя текст, он посмотрел на меня.
- Ты уверена? – он, словно убеждая самого себя, дважды повторил вопрос. На что я лишь кивнула в знак согласия. – Ты этого хочешь? Ты действительно уверена в этом? Ты доверяешь?
«Я не знаю доверяю ли я, но я верю в тебя»
Он, читает ответ, чуть не выронил телефон, когда рывком приблизился ко мне.
- Веришь?!
- Верю! – тихо шепнув, сама прикоснулась своими губами к его. И он ответил. Наш поцелуй перестал быть нежным. Стал более властным и требовательным. Никто из нас не уступал, не мог остановится.
И пусть все летит в тартарары, пусть назовут ненормальной и больной. Пусть поставлять диагноз - Стокгольмский синдром. Но сейчас он мне нужен. Пусть это зависимость, болезнь. Пусть использует, снова наиграется и бросит. Опять вытрет ноги, и растопчет как личность и человека. Но сейчас он мне нужен, а я – ему.