– И что с ней делать? – угрюмо спросил Ловкач. Чернота в небе, непогода и жуткие звуки отнюдь не улучшали настроение. – Нас никто военному ремеслу не учил.
– Тоже мне наука! – один из лесовиков плюнул в лужу. – Увидал, что лезет тварина какая – тычь острием ей в морду пока не издохнет!
Бородачи держались спокойно. Алхимики старались от них не отставать, а вот остальные куксились. Особенно отличились альфонс с бардом – обоих мутило, но музыкант лучился пафосом, словно только что встал на защиту всего человечества и получил сияющие доспехи, щит, меч и красивую бабу.
Ночь прорезал тонкий визг. Как раскаленная игла он вонзался в уши, заставляя морщиться от боли и трясти головой.
– Эк ее крючит, курву! – весело заорал однорукий интендант. – Небось, лешак какой на корягу свою накуканил!
– Баньша, – доверительно сообщил старик Роду. – Читай, крикливая ведьма. О скорой смерти бает.
Мимо них прошествовала тройка охотников. Они тащили за собой какую-то волосатую тварь, отдаленно напоминавшую паука. Из туши торчали обломанные древки стрел. Разглядеть ее получше не получилось – света от факелов было маловато.
– Ну что, морды, готовы? – Сержант выделялся среди соратников ростом и статью. Его черная борода давно не знала ножа или ножниц. В руках воин держал секиру. – Шуруйте за мной. Участок у нас не самый большой, но попотеть придется.
Они пошли прямиком через море разливанное – лужу посередине деревни – и выбрались к частоколу позади голубятни. Там их поджидали Такки и монах. Рядом переминался с ноги на ногу Торад – он уже успел смочить клинок кровью и, судя по перепачканным рукам и лицу, неоднократно.
– У ворот сущая мясорубка, – сообщил сержант. – Хотя мы считали, будет хуже.
– Будет, – предрекла Такки. – Это начало. Чем дольше мы здесь… и чем дольше глиф Воина находится в лесу, тем опаснее твари будут появляться у частокола. В конце концов, явится демон и вот тогда станет по-настоящему худо!
– До этого не дойдет, – заверил ее сержант. – Утром начнем поиски и, глядишь, дня за два управимся.
– Мне нравится твоя самоуверенность, здоровяк. Она… заводит.
Подбоченившись, воин повернулся к прощелыгам.
– Эй, псы собачьи! Жопу в горсть – и за мной! Не спорить! Слушать меня. Кто станет показывать норов – зарублю.
Мужики поплелись за сержантом. Такки уселась на перевернутую колоду и прислонилась спиной к стене голубятни. Торад держался рядом, взгляд то и дело останавливался на сгорбившемся Ловкаче.
Музыкант принялся постукивать «пяткой» рогатины в землю, выбивая ритм. Его глаза сверкали жаждой приключений. Было в них что-то безумное и по-детски наивное.
– Досиделись, трусы несчастные? Дождались милости от судьбы? – гордо молвил он, свысока оглядывая лесовиков и алхимиков. В ответ парень получил порцию брани и плевки под ноги.
Толпа исчезла в полосе тени, сотворенной частоколом и голубятней. В темноте сверкнула лучина, загорелся фонарь. От него капельку пламени получили факелы, и вскоре от тени не осталось ни следа.
– Парняга держится, – подытожила Такки. – Поиски могут закончиться, едва начавшись. Это чудесно, Торад.
– Я за ним присмотрю, – воин провел пальцем по рукояти меча.
– Уж будь так добр. Магу нужен спутник, и раз «Список Герольда» предрек Беглого Плута, стоит сделать все, чтобы сохранить ему жизненку.
Торад кивнул и отправился к частоколу. Оттуда доносились ругань, вопли и мерзкое шипение. У основания кольев шевелился покров белых червей на земле. Черви были жирными, длинными – каждый не меньше предплечья взрослого мужчины. Лесовики топтали их и жгли, а остальные пытались сбить комьями мокрой земли здоровенную ворону, усевшуюся на скат крыши. Ночью, ясное дело, настоящие вороны не летают, так что тварь могла оказаться чем угодно и в любой момент принять иную форму.
Вздохнув, Торад снял с пояса било, обмотанное леской. Всяк знает, что супротив оборотней и прочих мимикрирующих созданий сырое железо – самое лучшее оружие. И в этот раз оно не подвело. Ворона издала нечто среднее между человеческим криком и карканьем, и хлопнулась в грязь. Спустя миг Торад пригвоздил ее к земле мечом и еще раз отоварил билом по голове.
– У-у-у, страхолюдина! – оценил сержант, разглядывая тощую девицу, скорчившуюся в луже крови. На обнаженном теле кое-где остались перья, а нос напоминал костяной клюв. – И кто ж такую погань плодит?
– Кровосмешение. – Торад вытер клинок лопухом. – Если б в детстве ее мамка притопила – всем было бы лучше. А так… в чащобах хватает ведьм, обучающих и натаскивающих вот таких вот ублюдков. Жалость и материнский инстинкт спасли много жизней, а сколько погубили-то?
– Много, – наемник вздохнул. – Ладно, хватит языком чесать. Э, соколики! Чего встали, руки в бока уперли? Тащите стерву к во-о-он тому костру. Пусть ее душа с дымком летит в небеса, авось бог простит за прегрешения.
К середине ночи Род уже ничему не удивлялся. Раз восемь он таскал тела к костру, трижды палил новые колонии червей, лезущих из земли и точащих частокол, а однажды их отрядику даже пришлось отступить за голубятню, когда через ограждение перемахнуло нечто кожистое, дурно пахнущее и когтистое. Охотники нашпиговали монстра стрелами, но тот еще некоторое время продолжал трепыхаться, плюясь слизью да истошно взвизгивая.
Ловкач вымотался до тошноты, до ломоты в костях, до головной и зубовной боли. Про искусанную ногу даже не вспомнил – страх прогнал боль.
Лишь раз им поднесли бурдюки с водой и подали завернутые в полотно сухари с напластанным салом. Запихивая грязными пальцами в рот очередной кусок, Род не переставал мечтать об утреннем солнышке и вожделенном мешке с горохом, на котором так сладко можно спать…
Без жертв не обошлось. Одному из алхимиков, отосланных сержантом к костру, оторвали голову и зашвырнули ее куда-то в сторону амбара. После этого решили не разделяться до самого утра, и у частокола скопилось с пяток туш разной степени уродливости.
Петушиный крик Род поначалу воспринял как голос очередного страшилища, и лишь на третий раз понял, что это птица приветствует рассвет. Сразу стало легче дышать, сил прибавилось, а страх отступил.
Утро пришло в деревню. Бледный свет затопил улицы, застав защитников возле громадного костра. Пламя пожирало мертвых чудовищ, привлеченных глифами. Куча из костей и пепла получилась изрядная, а столб жирного темного дыма топорщился над деревенькой до полудня. Но ни Род, ни его товарищи по несчастью этого не увидели. Их, как и обещали, накормили мясной похлебкой, дали каши с салом, гороха в жиру и сырных лепешек на закуску. Порадовали брагой и отправили спать.
Ловкач опять уснул не сразу, лежал на спине и глядел в потолок. События ночи вдруг показались ему далекими и почти нереальными, словно приснились. И только боль в теле да вездесущий запах паленых перьев и шерсти не давали забыть окончательно, где явь, а где кошмары.