С приближением сумерек Род нервничал все больше. Ни стены амбара, ни вооруженные люди, ни даже очумелый монах не могли вселить уверенности, что он увидит рассвет. С темными силами никогда не угадаешь. Со времен Второй Эпохи тварей сохранилось великое множество, и были они настолько разнообразны, что ни одна книга – разумных размеров, понятное дело – не способна была вместить их описания. Даже если составитель уделит по паре строчек каждой особи, фолиант распухнет до размеров валуна.
Ловкач знал про самых, так сказать, популярных: кровососов, ведьм, лешаков, русалок и русалов, виспов, оборотней… в общем, всех, кто больше и чаще всего чинил беды простому люду. Но во тьме каверн, старых шахтах и подземных городах таилось нечто куда как более жуткое, необъяснимое и непостижимое. И все это проклятие могло обрушиться на деревню в любой момент.
Соратники по заточению словно разделяли невеселое настроение Рода, даже спорить никто не хотел, разве что время от времени ругали неутомимого музыканта, слагающего балладу о дикой битве прошлой ночью. Слова были глупыми и напыщенными, а музыка напоминала сладострастные скрипы спаривающихся гворнов. Разве что у тех мелодичнее получалось...
Чужеземцы, все такие же фаталистично молчаливые, продолжали раз за разом опрокидывать стаканчик с костяшками. Их монотонная игра, тихая и неэмоциональная, подействовала на Рода как снотворное. Он погрузился в дрему… Из которой был выдернут крепким словом и стуком распахнувшейся двери.
В проеме стоял давешний сержант Пратт, молодцевато поигрывающий секирой. Мужик лучился уверенностью, то ли просто был слегка пьян. В последнее слабо верилось, учитывая реноме отряда Фарса, но запах бражки сомнений не оставлял – и матерому рубаке порой нужно укреплять нервы. Тем паче, когда такая ночь на носу.
Первыми к дверям направились чужеземцы. Как на работу. Остальные шли неохотно, словно на плаху. Аккомпанировал сему шествию менестрель, и мелодия, что удивительно, очень даже подходила этим шаркающим тяжелым шагам.
Зажмурившись, будто собираясь окунуться в холодную воду, Ловкач выбрался из амбара. Сегодня огней было даже больше, так что деревня освещалась вся. В лужу набросали веток и засыпали землей, поверх сложили поленницу и прикатили туда бочки со смолой. Трое парней с баграми скучали в ожидании работы. Рядом с ними нес службу неповоротливый с виду наемник, не без любовного трепета поглядывающий на свою алебарду.
– Вот что, котятки, – сержант повел понурое воинство к однорукому квартирмейстеру. – Если станет кисло – отступайте либо к амбару, либо к хате старосты. В амбаре стены и дверь понадежнее, а в доме – народ позубастее. Решайте сами, где голову сложить… Хех!
Род приличия ради улыбнулся, но про себя решил, что складывать голову пока что рановато и, по большому счету, без разницы, где.
– Эй, иноземцы, подходите за оружием! – квартирмейстер бросил на землю нечто напоминающее реликтовую гвизарму. – Ишь, рьяные какие! Не боитесь, что ли?
– Наши старцы говорят, – один из чужеземцев вдруг вспомнил, что у него есть язык, – что лишь Ганна, пророчица времени и судьбы, ведает, когда нам уходить. И где. Мне она предсказала смерть в воде и соли. Поэтому я не страшусь боя.
– Великая языческая мудрость! – похвалил сержант Пратт. – Я и сам иногда – всем Ганнам Ганна! Такого напредсказывать могу…
– Кто ж тебе поверит, ты ж не баба! – усмехнулся квартирмейстер. – Знаем вашу породу, чужаки, и баб ваших знавали... таким, хош не хош, а поверишь! Помнишь, брат? Глийек помнишь?
В ответ сержант кивнул и начертил в воздухе гипертрофированную фигуру с уклоном в бюст и тыл.
– Суровые!
– Пылкие!
Грохнуло. Телега зашаталась, и однорукий предводитель копий и вил спорхнул прямехонько в грязь. Испуганно заржали кони, люди что-то неразборчиво завопили...
Род в мгновение ока оценил положение. Общее смятение предоставляло неплохой шанс удрать… и парень незаметно шмыгнул за ближайшим дом. Рогатина в руках придавала уверенности. Решимости, как ни странно, прибавил разговор с носителями глифа. Этой и прошлой ночами страшно до зубовного скрежета, спору нет – но это всего лишь две ночи! Утром его может ожидать страх длиною в жизнь. День за днем, год за годом по пятам за ним будет идти вся эта мразь. Во избежание такой доли стоило рискнуть.
Ловкач незаметно достиг частокола и попытался перебраться на другую сторону. Рогатина мешала, пришлось сначала перебросить ее, а затем лезть самому. Аккуратно застыв над ограждением, попутно подивившись, что все-таки оказался поверх кола, Род рассмеялся и показал неприличный жест в сторону деревни.
Земля чавкнула под ногами. Род почти угодил в ров с крапивой, но кое-как умудрился смягчить приземление перекатом. Одного парень не учел – по эту сторону частокола было темно, и рогатину отыскать не удалось. Ловкач припустил к тропке, по которой пару дней назад его привезли в деревушку.
И тут грохнуло еще раз. Сверкнуло. Род готов был поклясться, что молния ударила не с неба в землю, а наоборот. Где-то в черных дождевых тучах набухло красное, как нарыв, пятно. Оно быстро разрослось и лопнуло, швырнув на землю что-то мерцающее. Ловкач против воли замер. На него накатил страх настолько плотный и цепкий, что дыхание сперло. Так бы и стоял, прислушиваясь к собственным ощущениям, не выверни из леса страхолюдина с волчьей головой.
Желтые глаза уставились на Рода, пасть открылась.
– Я так любила солнце… – человеческий голос перерос в рык, а затем в протяжный, полный тоски вой.
Ловкач уже бежал к частоколу. Парень понимал, что от оборотницы невозможно скрыться ни в лесу, ни на дороге. Он уцепился за стену и рванулся вверх… стрела просвистела рядом с лицом, оцарапав скулу, щеку и ухо. Сдавленно вскрикнув, Род сорвался и рухнул на оборотня, сбив его с ног и здорово приложившись головой о землю.