Поморщившись, Норгрим снял перчатку. Сжал и разжал пальцы, слушая как щелкают воспаленные суставы. Затем выставил левую руку в сторону леса и закрыл глаза. Зрение не требовалось. Только предельная концентрация, как во время молитвы.
– Прости, Отец.
В лесу полыхнуло. Заскрипели падающие деревья, загорланили и завыли на разные голоса лешаки и кровососы, обожженные черным пламенем. Монах открыл глаза. Зуд унялся, сердце замедлило ход, дыхание выровнялось.
Разрядка была необходима, и монах радовался, что имеет возможность не просто избавиться от зуда, но и помочь защитникам деревни – высвободившаяся сила нанесла нечисти значительный урон. Пугало Норгрима лишь то, что подобные разрядки придется делать все чаще и чаще... Это и было частью его проклятия, самой темной стороной порчи. Она въедалась в плоть, отравляла кровь, наделяя человека все большим могуществом и приближая его к грани, за которой находится тьма.
Но время у него имелось. Монах был уверен, что успеет послужить людям до того, когда порча окончательно вытравит из него весь свет, вложенный богом. Норгим натянул печатку и отправился в дом. В теле поселилась опасная слабость.
Но не успел он добраться до кровати, как кто-то яростно забарабанил в дверь. И, судя по тому, что охранявшие дом старосты бойцы не прогнали визитера, этот кто-то пришел по важному делу.
Оборотница, оставив на мгновение жертву, повернулась к Тораду. Желтые глаза смотрели пугающе осмысленно. Значит, старая самка, уже научившаяся контролировать звериную и человеческую натуры. Хотя до сих пор не смирившаяся со своей незавидной долей. Впрочем, смириться с подобным, по мнению Торада, было невозможно.
Он ударил первый. Меч описал дугу, воин перенес вес тела на левую ногу и, придав дополнительной скорости полету клинка, рубанул не в грудь, а по бедру. Ожидаемо, сталь никакого урона оборотнице не нанесла. Удар разозлил чудовище, что, собственно говоря, и нужно было Тораду. Чем злее оборотень, тем меньше в нем остается от человека. А животное тупо, хотя звериные инстинкты и наделяют кое-какими преимуществами.
Взвыв, обротница бросилась на Торада. Тот легко ушел в сторону, и, размотав леску, огрел противницу билом по спине. Чушка оставила на шкуре заметную проплешину, из которой потекла кровь. Полуволчица-получеловек жалобно заскулила и попятилась.
– Ой-ой… – сокрушался Торад, – боль возвращает сознание, так? А надо было думать, прежде чем колдовать!
Орудовать мечом и билом на веревке было неудобно, ни одна школа подобному не учила, но богатая практика позволяла бойцу не запутаться. Мобильность и легкость передвижения заметно упали, так что приходилось быть втрое внимательнее и действовать наверняка.
Он снова взмахнул клинком, но лишь для того, чтобы спрятать удар чушкой. Колено уродки с хрустом подломилось, она рухнула на траву. В следующий миг вскочила и, ощерив в бессильной злобе желтые клыки, захромала к лесу. При ином положении Торад с удовольствием прибил бы стерву, да шум боя привлек из лесу еще гостей. И было их препаскудно много!
Но удача в тот вечер была удивительно щедра на ласки, распутно предоставляя незадачливой парочке шанс за шансом. Торад почувствовал лишь сухой жар и порыв ветра. Затем что-то темное и плотное вломилось в бор, круша деревья и сметая нечисть. В воздух взметнулись листья, щепа, грунт и части тел.
Подхватив стенающего Рода, воин припустил к частоколу.
– Хорош квакать, лягушонок! – рыкнул боец. – Не так уж сильно тебя и подрали... Что? Больно? Побойся бога. Подумаешь, ногу обглодали! Тебе не в первой. Собаку охотников забыл?
– Ну так тож собака... – простонал Ловкач, с трудом переваливаясь на другую сторону ограды и оставляя на кольях клочки одежды. Судя по приятному хлюпающему звуку, шлепнулся он в лужу.
– Так это тоже по-своему собака… Сука та еще! – Торад утер пот со лба.
Оглянувшись, успел заметить пару нетопырей, летящих прямо на него. Ругнувшись, хватил билом одного, второго ткнул мечом. Как раз в это время его почти настиг лешак. Был он как с гравюры – человеческое тело, увенчанная развесистыми рогами голова, вместо пальцев – переплетение шевелящихся корней. Тыкать в такого оглоеда мечом бессмысленно, требовался факел или горшок смолы, а где ж такое богатство взять? Поэтому пришлось спихнуть вражину в ров и ретироваться.
Торад перемахнул через ограду и сам едва не угодил на рогатины.