Ближе к утру от бравады не осталось и следа. Род не выспался, был мрачным, уставшим и мало верил в итоговый успех. Немного подняли настроение пироги с потрохами, горохом и мясом, но и этого запала не хватило надолго.
– Скис? – доверительно спросил Генк. – Я тоже, боязно из деревни уходить.
– Ты-то можешь на попятную пойти, – пробурчал Род, запихивая в мешок три осиновых кола, кусок железа и просмоленную веревку, – а у меня выбора нет. Отсидеться не выйдет. Уже сегодня во сне жажда мучила – хоть в петлю полезай.
– Петля не спасет, – тут же подметил лекарь, – тело придется сжечь, а прах развеять над рекой. Только тогда ты получишь упокоение… да и то, в кое-каких трудах говорится о том, что смерть не освобождает от демонических пут.
– Что это за труды такие, позволь узнать? – Ловкач хмыкнул. – Где про малефиков пишут? Слыхал я, за такие книги и в старое время могли на кол нахлобучить, а теперь так и подавно.
– Лекарю нужно знать о болезни как можно больше, – Генк пожал плечами, – представить страшно, сколько моих коллег слегло от чумы, холеры и прочих болячек. Поэтому некоторые не боятся касаться и темных… гм… искусств. Знание есть знание.
– Попробуй это церковникам втолковать.
Все были готовы к выходу.
Охотник выглядел посвежевшим, выспавшимся и до омерзения – на взгляд Рода, понятное дело! – бодрым.
– Вот жизнь у человека, – тихо посетовал Ловкач, – дом, баба, пироги и пес. Чего еще нужно?
Охотнику нашлось, что ответить:
– Чтобы во дворе дома не толклись солдаты, чтобы баба не боялась сойти с крыльца, чтобы начинка у пирогов всегда была свежей, и чтобы пес мог гонять по лесу зайцев и лис, а не оборотниц и прочую нечисть.
– Темное время настает, – заявил Сунгерн. – И мир изменится, никогда не станет прежним. Настает час героев, час чудовищ, час жертв…
Хорг Вяз кивнул на музыканта и спросил:
– Он такой всегда?
Род отмахнулся:
– Не обращай внимания, его в детстве часто по голове ложкой били за столом – обычаи такие в его краю. Вот и несет околесицу, а еще как начнет по струнам колотить, хоть в лес беги.
– Бедолага, – посочувствовал охотник.
Ворота охраняли гвардейцы, поэтому пришлось ответить на десяток вопросов разной степени глупости. Благо, командиры не запрещали местным выходить из деревни, а Хорга знали многие.
– Советую воротиться дотемна, – один из гвардейцев крутил прокуренный ус, – прошлой ночью кто-то ломился сквозь лес – только ветви трещали. Глаза сверкают в кустах, оторопь берет!
– Скорее бы все закончилось, – грустно проговорил второй воин, – домой хочу, к детям. А здесь тошно, терпеть больше не могу… Чего стали-то, дурни? Прочь отсюда, пока не огрел древком! Бродят, не сидится им за частоколом!
Подгоняемые окриками воина, они направились не к лесу, а пошли по разбитой дождями и телегами колее.
– Нет нужды ломиться сквозь подлесок, – пояснил Хорг. – По охотничьей тропе дойдем до поляны, на которой прошлым летом деревья погорели, а оттуда уж по запаху пойдем… Что у вас из оружия?
– Колья, бечева, кус сырого железа, – ответил Род.
– Музыкант умеет вилами орудовать?
– Не так искусно, как лютней, – гордо произнес Сунгерн, – но многие страшилища отведали зубьев прошлые ночи.
– У меня есть обереги! – Генк каждому повесил на шею по кожаному шнурку с мешочком. – Там пропитанный чесночным маслом пух, чабрец и ладан.
Роду запах сразу не понравился, захотелось поскорее избавиться от шнурка, но он сдержался. Совершенно ясно, что вонь причиняла неудобства только ему – значит, все дело в отраве, струящейся в его крови. Больше вероятности, что и малефику не по нраву придется подобное амбре.
– Жалко, что мой алхимический набор расколотили перед судом, – вздохнул грустно лекарь. – Я бы сделал пару… гм… чесночных бомб. Чего смотрите? Мы с однокашниками славно веселились в Дескападе! Кто ж знал, что баловство может пригодиться.
Тропинка вела их недолго и оборвалась на поляне, усеянной выгоревшими пеньками и поросшей лопухом.
– Это борщевик! – тут же заявил Хорг, не дав музыканту сорвав громадный лист. – Его теперь от лопуха не отличишь, зато яд жжет трижды сильнее, волдыри неделями не проходят. Видишь, их даже Храбр сторонится?
Пес и вправду держался на изрядном расстоянии от борщевика.
Охотник тем временем скинул с плеча бурдюк и велел всем напиться. Травяной настой быстро прогонял усталость и согревал. Род почувствовал, как с него мигом слетает сонливое состояние, тело требовало действия.
– Что в составе? – заинтересовался Генк, выдавив из бурдюка на ладонь густую каплю.
– Двенадцать трав, мох, грибы и брага, – Хорг забрал бурдюк и залепил горлышко куском теста. – Старый бальзам. Его еще моя прабабка готовила. Пить можно три глотка в день, не больше – иначе желудок вывернет.
Они закусили остатками пирогов и распили флягу воды. Род ощущал не только бодрость, но и азарт, за который так часто приходилось расплачиваться, но без него же Ловкач не чувствовал вкуса жизни. Конечно, он мог бы сыто жить и при дворе, став очередным безликим пажом, оруженосцем, или, удачно женившись, управителем в посаде, но какое в том удовольствие? С другой стороны, не бери он чужого – не пришлось бы ловить малефика…
– Ну, – Род хлопнул в ладоши, – выбор сделан, извольте, так сказать, расплачиваться.
– Ты о чем? – нахмурился Генк.
– Пытаюсь понять, куда меня жизнь затащила… Вернее, куда сам себя затащил. Хорг, умеет твой пес малефиков выслеживать?
– Надеюсь, нет, – с этими словами охотник сунул под нос Храбру локон темных волос.