Роду тем временем не икалось, у него не горели уши, не чесалось между лопатками. В общем, он и представить не мог, сколько слов о нем было сказано в деревне. А вот что охотно представлял, так это кровать, ворох сена или, на худой конец, мешок муки в амбаре. Сгодится все, лишь бы не плестись через быстро мрачнеющий лес, а спать, спать и еще раз спать. Без кошмаров, Мелвиль и страха.
В глубинах бора каркали не то вороны, не то люди, воронам подражающие. Эти вопли подстегивали охотников, но идти быстрее не получалось. Что-то неуловимо изменилось в окружающем мире, и если раньше это ощущалось лишь интуитивно, то теперь стало заметно и взгляду. Тени будто налились чернилами, набухли, стали длиннее. Свет, падающий от заходящего солнца, был слабым. Поднялся ветер. Он нес запахи сырости и тухлятины.
– Чуете? – смакуя каждую букву, проговорил Сунгерн. – Демон приближается! Грядет последняя битва, в которой…
– Ну да, – ответил Генк, – демону заняться нечем больше – стоит, руками размахивает, как мельница, гонит ветры. Оглянись! Буря заходит, небо заволокло. Мы же в Брейфорсте, тут льет через день. А вот что тухлятиной тянет – это и вправду подозрительно.
– Тухлятиной от озера несет. Оно недалече совсем, – вступил в разговор Хорг. Он спустил с веревки пса, но тот не отходил от хозяина ни на шаг, бежал рядом, подозрительно принюхивался. – Музыкант, конечно, с придурью… без обид, с придурью, какая бывает только у всяких музыкантов, поэтов и сказочников. Славная придурь… талантом зовется! Так вот… о чем я говорил? А, вспомнил! Нужно поспешать, чую, беда близко.
– Куда уж поспешать, – жалобно проговорил Род. Он чувствовал себя неплохо, особенно, учитывая взбучку, которую получил от малефика. Разве что от жерди, на которую опирался вместо костыля, разболелись жилы в руке.
– Раненого оставлять на поживу нечисти последнее дело, – поддержал его Хорг, – но, если что бросится на нас из лесу, не обессудь. Мы и так ради тебя пошли на страшный риск.
Что ж, охотник прав. Род и так требовал от них слишком многого, не дав ничего взамен. Разве что Сунгерн остался доволен охотой. Генк же не получил ни крови, ни костей оборотницы, только очередную порцию страха.
– Лекарь, – позвал Род. – С меня причитается. Дорого стоит твое оборудование?
– Алхимическое? – парень помрачнел еще сильнее. – Не шибко дорого, да вот только нигде не купишь, а в Дескападе еще один набор никто не выдаст. Можно, конечно, у алхимиков-отступников перекупить, но это все не то. Никто не выдует реторту так, как наши мастера. А если бы ты видел мой кальцинатор! Это ж произведение искусства! Перегонный куб и ступка любые сгодятся, так что, пожалуй, кое-чем ты мне все-таки поможешь. А остальное… попробую раздобыть сам. Кстати, а откуда у тебя деньги?
– Удачно вложился. Аккурат перед тем, как угодил в каталажку. Хорг, тебе тоже монет подкину.
– Себе оставь. Хватит того, что страшило это укокошили, не будит зверье пугать в лесах…
– А мне денег не надо, – заявил музыкант. – Моя плата – увековеченный в песне подвиг.
– Тебе я ничего и не предлагал, зануда.
– Впрочем, не откажусь от новых струн.
– Нет.
– …и лучшего воска.
– Не хочу ничего слышать.
-…лак еще по дереву сгодится…
– Ох, господи, я уже жалею, что не остался в избушке с оборотницей.
К деревне выбрались, когда солнечный свет окончательно увяз в окутывающих мир сумерках. Похолодало. В низинах вспенился туман, потек вверх, оплетая корни деревьев и развешивая капельки влаги на хвойных иглах и дубовых листках. Охотники продрогли, выбились из сил. Где-то на полпути Генк вновь предложил заночевать в хижине лесорубов, для безопасности завесив окна чесночными амулетами, но поддержки не встретил.
За упорство они были вознаграждены открывшимся видом кособокого частокола, частично восстановленного и укрепленного земляной насыпью. Венчал все это дело свет костров и факелов, который лился сквозь не законопаченные щели в стене.
– Канаву расчистили, – подметил охотник, ловко пропуская веревку под ошейником Храбра и затягивая узел. – Гвардейцы времени даром не теряли!
– Станут они спину гнуть, – усмехнулся Род. – Вон, гляди, как раз последние работяги в деревню возвращаются.
– Лесовики? – удивился Генк. – И чужеземцы?
– А то! Вовремя мы утекли, надо признать. Иначе вместо охоты полдня бы заступами орудовали и землю на горбу таскали.
– Тяжелый труд для музыканта – опаснее оборотницы, – вздохнул Сунгерн. – И песню об этом не сложишь, и руки в кровь…
На воротах их продержали до самой темноты; не хотели пропускать. Дошло до того, что разозленный Хорг пообещал нажаловаться церковникам. Тогда стражи кликнули его жену и попросили удостовериться, что это не нечисть какая-нибудь приняла облик охотника. Немолодая женщина, осторожно выглянув из-за створки, подтвердила, что это ее муж.
– Грязный больно, – болтала она, – но вроде как он. По глазам вижу! А куда ходил – знать не знаю… Сидел бы дома, грибы соленые лопал.
Их пропустили, но гвардейцы придирчиво досмотрели каждого.
– Откуда у вас оружие? – старший из них забрал топорик у Генка и хотел было отобрать лук у Хорга, но тот продемонстрировал затейливо сложенную, испачканную в грязи и древесном соке дулю.
– Я честный охотник. И следопыт. Старосту кликните, если вернулся, он подтвердит, кто такой Хорг Вяз. А лук мне королем дозволено носить. Нешто супротив королевской воле пойдешь, брат?
Остальных разоружили, потому как к честным их вряд ли можно было отнести. Но никто, за исключением уязвленного Сунгерна, не возмущался. Все внимание их приковал здоровенный костер, полыхающий посередине деревни.
– Лужу совсем засыпали, – уже более дружелюбно пояснил гвардеец. – Земли натаскали, настелили сушняка. Ритуал идет!
– Что еще за ритуал? – переспросил Род.
– Глиф нашли. Вручают новому носителю. Вон он, лысиной сверкает! Говорят, очумелый монах, только тонзуру сбрил поутру. Не брешут местные, как думаете?