– Глядите-ка, – прогромыхал один из зеваров, покачивая кружкой с пивом, – видать, во сне унюхал, что хозяин порося жарит и на запах пришел! Хотя бы штаны надел, право слово! Ну, чужаки, ну, мать вашу в передник! Умеете удивить.
Под дикий гогот выпивох Род отправился в комнату, которую делил с Норгримом и Генком. Кошмары, кошмары… они одолевают его всю дорогу. Сгнившие леса, затопленные поля, руины, болота… но впервые сон был таким ярким. Слишком реальный, слишком пугающий. Как тогда, в деревне, когда Мелвиль пыталась утащить его.
Да еще жажда и царапины на голенях говорили о том, что нужно торопиться. Он все ближе и ближе к лесу Шу, а значит, шансов на исцеление все меньше и меньше.
Норгрим не спал. С удивлением наблюдал, как Род осушает кружку за кружкой. Затем, тяжело переводя дух, утирает пот. Генк все это время сладко посапывал, завернувшись в одеяло и совсем по-мальчишески подсунув под щеку ладонь.
– Я ведь говорил, что не стоит на ночь есть столько красной соленой капусты, – пошутил монах.
– Если дело лишь в ней, – выдохнул Род, – до конца жизни больше ни кусочка не съем… Слушай, как далеко до этого монастыря? Мне дурно. Что ни ночь, то кошмар страшнее предыдущего. Сегодня и вовсе умудрился во сне спуститься в зал! И жажда такая, что горло сводит.
– Немного осталось. Мы спустимся по реке к границе с Аргзаном, устроим Соню и все по той же реке доберемся до монастыря. Неделя, может, две.
Род плюхнулся на стул, помассировал виски.
– А если я оставлю тебе все деньги, а сам раздобуду лошадь и рвану туда?
– Лошадь стоит слишком дорого, – вздохнул Норгрим. – И хороший ли ты всадник?
– В юности изрядно помозолил гузно в седле, – парень усмехнулся. – Да и лошадь необязательно… гм… покупать. Смекаешь, к чему веду?
– Я нынче не человек церкви, так что нравоучения читать не стану. Жизнь твоя, поступай, как знаешь. Только не забывать одно – здесь, конечно, не церковный протекторат, но все одно кого попало в монастыри не пускают. Уж подавно к святыне первому встречному приложиться не дадут.
– Ну а какие у меня еще возможности? Либо так, либо жить в волчьей шкуре.
– Паломники идут через все земли. От края до края. И никто им препятствий не чинит. Сам знаешь легенду, если приложиться к каждой святыне, помолиться в каждом великом храме…
– Да-да, Герольд явится к тебе и уведет на небеса. Чудно. Но небылицы мне не интересны, а путь паломника… всего-то и нужно, что раздобыть рубище погрязнее, да скроить морду поглупее. Это я могу.
Их разговор разбудил Генка.
За окном занимался рассвет, уже трижды поприветствовали восходящее солнце петухи, так что снова устраиваться спать лекарь не собирался. Вместо этого обтерся влажным полотенцем и, прополоскав рот настоем из дубовой коры и мыльного корня, отправился вниз, на кухню.
– Пусть рыбки подадут, – распорядился Род, бросив лекарю пару монет. – Той мелкой, в муке и перце. Хороший день намечается, так что почтим его хорошей трапезой.
Внизу никого не было, лишь утомленная служанка наяривала столешницы влажной тряпкой, изредка соскабливая ножом жирные пятна.
Хозяин склонился над книгой и проверял ночные записи.
– Энка, – позвал он, – тут взяли три кружки пива, а монет вписано на полторы больше. В чем дело?
Девушка плеснула воды из щербатого кувшина и, продолжая тереть, ответила:
– Конюхи два кубка скололи.
– Понятно, – трактирщик захлопнул книгу и спрятал в сундук. – Ладно, ступай спать. Столы и так чистые. Открываться пора.
Едва девушка ушла, Генк тут же направился к хозяину.
– Пожрать чего-нибудь? – вежливо осведомился громадный зевар, ловко завязывая на боку тесемки передника.
– И пожрать тоже.
– Ага. Тогда давай про самое важное. Чего надо?
Генк уселся на стул и, чуть замявшись, поинтересовался:
– Скажи-ка, хозяин, нет ли в ваших краях алхимиков? Ты человек знающий, это сразу видно, так что помоги. Я заплачу.
– Деньги спрячь, возьму только за еду, – трактирщик нахмурился. – Алхимиков в наших краях нет. Тебе зачем они?
– Я лекарь. Хотел прикупить ингредиентов.
– Раз ты человек ученый, должен знать, что зевары алхимиков и лекарей из протектората не жалуют.
– Это еще почему? – Генк во время обучения в Дескападе гораздо больше времени уделял непосредственно зельеварскому ремеслу, и наплевательски относился ко всем остальным наукам. Исторические познания были отнюдь не самой сильной его стороной.
– Мы считаем, что болезни сами по себе не вспыхивают. Все эти моровые поветрия, холера, седое окоченение… все это от людей. Сам посуди, кому выгодно, чтобы люди болели? Тем, кто их лечит. У вас там, говорят, целая башня, где лекарей учат! И внутрь чужих не пускают, так почем нам знать, что вы не болячки там плодите? То-то же. Конечно же, я тебя не обвиняю, и уж подавно не утверждаю, что прав, но факт вот в чем – алхимиков в Зеваре и Гровде не жалуют.
– Понятно, – у Генка в голове вертелся десяток аргументов против подобной чуши, но он прекрасно понимал, что за один разговор не вытравит из человека вековые предрассудки. – Давай-ка лучше рыбки, хлеба и сыру.
– Мед? Масло?
– Тащи. Говорят, день хороший намечается, отчего бы не гульнуть?