Пора открывать глаза или подождать? До ее слуха донеслось слабое дыхание, потом она различила еще шум. Справа кто-то шевелился, перед ней слышалось шумное дыхание. Она не одна.
— Она очнулась, канцлер. Она по-другому дышит.
Перед глазами сначала появился затуманенный образ, потом очертания стали четкими. Заинтересованная физиономия канцлера Балы закрыла ей обзор.
— С пробуждением, почтенная, — мягко произнес он, не называя ее по имени.
Она не ответила, его мысли ей не доступны, зато воин, который сопел громче других, был обеспокоен тем, что пленница проснулась, и что они совершают незаконное действие над невестой императора. Из его размышлений Вердана поняла, что ее не арестовали. Это похищение.
Ныла шея и плечи, она водила глазами, чтобы осмотреться. Она знала подобные комнаты. Окна — узкие поперечные щели. Это тюрьма.
Бала продолжал с интересом рассматривать ее. Он ждал вопросов. Пока они еще не появились у его добычи, он просто изучал ее.
— Удивительно, — произнес он.
Он повертел головой с неизменном шлеме и скомандовал:
— Уходите все.
— Канцлер, она…
— Уходите.
Комнату покинули один солдат мужчина и три рослых женщины. Вердана удивилась, Бала не терпел женщин в своем окружении.
— Они слишком много думают, — сообщил Бала.
Вердана молчала, делать все равно нечего, кроме как ожидать, когда ее тщедушный пленитель изложит свои условия.
Бала достал из-за пазухи кристаллическую подвеску, которую она забрала у Сэса и еще один предмет — диск на цепочке, который она нашла в тайничке, в лампе Ахи Верданы.
— Странные вещи, — тут Бала высвободил руку из-за спины, в ней он сжимал ее тайное оружие.
Сама мысль, что ее обыскали, заставила Вердану поморщиться. Странно, что они не залезли под подол платья. Поразительно, что они не нашли спрятанного там оружия.
— Я знаю назначение этих двух вещичек.
Бала отошел подальше, сделал манипуляцию ручками. В одной оказался кристалл, в другой медальон. Бала стал покачиваться из стороны в сторону и обе вещи закачались в такт его движениям.
— Но вот что странно! — он звякнул медальоном о кристалл, оба предмета издали красивые звуки. — Одно противоречит другому. Какой из них тебе больше дорог?
«Да пропади они оба. Знать бы, что ты хочешь от меня?» — подумала она.
Бала не мог услышать ее. Но он был очень догадливым, он догадался каков ответ.
— Хочешь знать, почему ты оказалась в таком странном, я бы заметил в безвыходном положении? — наконец, он задал вопрос по существу.
— Разумеется, — ответила она.
— Хм, потому что ты не вовремя появилась. Ты всегда имела свойство появляться не вовремя. Ты не вовремя воскресла Дана Вердана из Дора, если ты, конечно, таковой являешься.
— А кто я, по-твоему?
— По-моему, ты — мертвец, а по сути… Вот кто ты по сути, мы и попробуем разобраться.
— Это Мараса тебе наплела, что я мертвец?
— Да. Ты напугала ее до такой степени, что она отказалась принимать посетителей. Она считает, что к ней явилось божество в твоем обличии. Она так помрачилась умом, что твердит о свете, который ты источаешь и о твоей силе. Что она только мне не наговорила. Я приказал запереть ее, пока не сознается, что знает тайну императорской семьи.
— Это Мараса-то? Знает тайну? — удивилась она. — Если бы знала, я без пыток вытрясла бы из нее правду. Знала бы, что она тебе служит, придушила бы на месте.
— Так же как моих слуг? Вердана, ты никого не убила. До сих пор. Ты два дня в городе и даже в своем доме ничего не сломала, кроме каменной подставки. И то, когда защищала от побоев дяди своего глупого слугу.
— Узнаю, кто из слуг меня предал — вот тебе и первый мертвец, — со злобой выговорила она.
— Ты надеешься выйти отсюда? Знаю, что надеешься. Я даже не сомневаюсь, что будешь пытаться. Я сам тебе скажу, кто тебя предал. Твой милейший родственник — господин Нинхау, — Бала буквально пропел это имя, копируя противные интонации знаменитого дядиного голоса. — Он примчался ко мне, как только ты проследовала во дворец. Хочу заметить, что выглядел он не лучше той же Марасы. Только пугать его тюрьмой или пытками было ни к чему, он сам мне все рассказал в приватной беседе. Из твоих слов он сделал вывод, что ты намерена опозорить императора. Радея за нашего светлейшего, он предупредил меня об этом, а попутно рассказал, какая ты необычная, какие у тебя странные манеры. Он не умолкал. Поверь мне.